Остров живого золота

Несколько минут Клим пристально изучал расположение деревни. В доме неподалеку от берега лучше всего, пожалуй, установить пулемет: и дорогу, и опушку леса держал бы под прицелом. А наблюдательный пункт… Фу, черт! Как въедливы фронтовые привычки! На мир иначе как из окопа смотреть разучился… Сейчас не та задача.

Дом возле лагуны, стоявший несколько особняком, показался самым подходящим для темных делишек.

Он подошел поближе, остановился возле забора, прислушался. «Приключение – первый сорт. Начнем, пожалуй!..»

– Эй, хозяева! – негромко позвал Однокозов.

Никто не откликнулся. Тишина. Тронул калитку – та послушно открылась. Потоптавшись на месте, Однокозов двинулся к крыльцу и… не сразу понял, что произошло. Молниеносный толчок, падение, острые клыки впились в ногу… «Проклятый волкодав! Хоть бы облаял! А то напал исподтишка, как фриц…»

Взвыв от боли, Однокозов, откуда взялись силы, отшвырнул собаку и бросился к калитке. Спасаясь, он прыгнул в сторону, угодил в какую-то яму, с размаху ударился о камень.

«Теперь каюк!» – мелькнуло в голове.

Уткнувшись лицом в землю, он в ожидании нападения съежился. Вдруг собака взвизгнула. Было слышно, как она тяжело плюхнулась на землю.

– Пошла вон, скотина! – раздался знакомый голос. – Лихоманка тебя дери!

Неизвестно, к кому относилась последняя фраза, однако спасение в образе друга подоспело в самый критический момент.

Однокозов попытался подняться, но ногу пронзила острая боль. Застонав, он осел на землю.

– Что случилось? – встревожился Калабашкин.

– Нога… Может, вывих, может, перелом…

– Вот беда-то! Хороша наркомовская, кость ей в горло!

И опять было не совсем понятно, кому предназначалась угроза: Климу с его дурацкой затеей или повизгивающему в отдалении волкодаву, не решившемуся напасть вторично на превосходящие силы противника.

Калабашкин подхватил Однокозова на руки и быстро зашагал к лагерю.

В палатку медпункта ворвался запыхавшийся Калинник. Увидев склонившуюся над Однокозовым Лиду, отрывисто спросил:

– Жив?

Лида неодобрительно покосилась на него и, продолжая бинтовать, спокойно сказала:

– Прошу без паники, товарищ старший лейтенант. От укуса здоровой собаки и вывиха еще никто не умирал.

– Виноват, – смутился Калинник, – сказали…

– На вашем месте я не стала бы прислушиваться к сплетням.

Калинник промолчал. Весть о том, что с сержантом случилось нечто ужасное, он услышал от Толоконникова. «Вот, достукались», – заявил он. Это Калинник помнил точно. Впрочем, все были очень взволнованы.

– Думаю, даже госпитализировать не придется, – сказала Лида, заканчивая перевязку.

Пригнувшись, в палатку вошел Свят. Услышав слова фельдшера, спросил:

– Вы уверены? Может, сразу отправить в дивизионный лазарет?

Лида покачала головой:

– Нет необходимости. Я сделала укол, и сейчас ему нужен покой.

Свят вгляделся в бледное лицо Однокозова, но не проронил ни слова. Не время, да и не место…

Притворившись спящим, Однокозов плотно смежил глаза. Ощущение вины перед командиром и комиссаром, перед ребятами отодвинуло на задний план физическую боль. Так всех подвести! Впору зареветь!

– Пошли, политрук, – вздохнул Свят. – Надо о ЧП докладывать. Замарана честь отряда, созданного с таким трудом. Только на ноги начали становиться… Эх, сейчас нам с тобой намылят шею…

В палатке наступила тишина. Убрав в шкафчик лекарства, Лида прикрутила фитиль керосиновой лампы и присела рядом с кроватью. И без того худое лицо Однокозова в полумраке заострилось. Он забылся, но то и дело беспокойно вздрагивал, обиженно поджимая по-мальчишески пухлые губы. Пышный чуб, всегда кокетливо выпущенный из-под пилотки, сейчас взмок.

Сколько ему лет? Воевали вместе почти год, а спросить не удосужилась. Наверное, чуть больше двадцати, но послушать его – все изведал и пережил, настоящий сердцеед!.. Лида-то знает: никаких побед на интимном фронте у него нет и не было. За ней и то ухаживает неумело… А вот ордена есть. Но о том, за что их получил, Клим если и говорит, то неохотно и неинтересно. Недавно слышала, как он рассказывал новеньким о схватке в Берлинском зоопарке: «Жиманули мы немцев, отрезали и вышибли…» А она хорошо помнит, как, выбивая со своим отделением эсэсовцев из бетонированных тигровых клеток, Клим кричал: «Берегите патроны! Меньше стреляй, братва! Зверей собьем… Врукопашную сходись!» Чуть позже, прикрывая убегающих косуль автоматным огнем, приговаривал: «Драпайте, драпайте, милашки! Хоть вы и фрицевские, а все-таки бабьего племени…» Они тогда вместе с Махоткиным четырех немцев взяли в плен голыми руками. Калабашкин тоже орудовал больше кулаком да прикладом. Спасая медвежонка, он на руках перетащил его в соседнюю вольеру…