Остров живого золота

Много-много зим прожил Айгинто на земле. Память слабеть стала. Забыл свою ярангу. Костер помнит, умку[39], что приходила в стойбище, тоже. А вот мать Рултыну забыл. Рано ушла она к верхним людям. Даже брата ему не подарила. Отец Кляуль очень другого сына хотел. Оленя резал, в жертву приносил. Не помогло, правда. Не сжалился творец-киягныку[40].

Мальчонкой вместе со взрослыми Айгинто бил моржей, тюленей. Охотился за нерпами на Командорах. Потом отец Кляуль к «огненной воде» потянулся. Выпьет – кричит, костер топчет, совсем недобрый становится. А «вода» эта у шкипера Брука была. Совсем маленький шкипер, как топорик, мордочка на песца похожа, а в лавке всего много: и сети, и порох, и соль, и ружья…

Уплыли из чума шкурки, бивни моржей, потом собаки с нартой. И вот однажды… Сколько Айгинто проживет, не забудет. Схватил его отец Кляуль за плечи, толкнул в ноги шкиперу Бруку. «Бери мальчишка! – крикнул с надрывом и закашлялся. – Служить будет. Дай три, лучше четыре бутылка!»

Ничего не понял Айгинто. Заплакал, вырвался, убежал. Его догнали. Кусаться стал – побили, в большую лодку бросили.

Сильно тосковал Айгинто. По отцу Кляулю, по яранге, по быстрой езде на собаках. Болел много. Морская болезнь в него вошла. Потом, когда уже совсем вырос, крепкий стал, как молодой олень.

Шкипер Брук строгий был. Научил он Айгинто стрелять из винчестера, парусами управлять, машиной, «маленького шайтана» под стеклом понимать. С «маленьким шайтаном» в море не пропадешь. Всегда путь укажет. «Ты наследником моим будешь, – говорил непонятно шкипер. – Своих я, скиталец морей, не нажил».

Одно плохо: «огненную воду» шкипер тоже любил. Не дрался, правда, плакал, бил себя в грудь, часто вспоминал русских. «Хорошая жизнь у них там теперь, – говорил. – Для таких, как ты, голоштанных особенно. Красные яранги построили. Мяса и юколы вдоволь…»

Однажды на них в океане набросился злой дух – тайфун. Мачту сломал, руль сломал, борт пробил. Айгинто амулет вынул, молиться начал. Совсем к верхним людям собрался. Пронесло, правда. Выбросило их на остров, только большую лодку о камень разбило.

Шкипер Брук чудной стал. Стонал, слезы по щекам дорожки промыли. «Дурачок ты, – приговаривал, – ничего не понимаешь. Шхуна, моя шхуна погибла, Айгинто! Я из-за нее родину бросил. Боялся, что отберут…»

С тех пор он часто судьбу и людей ругал. Выпьет «огненной воды» и бормочет непонятно: Камчатка… революция… советы…

Айгинто останавливается возле длинного низкого сарая. Тут склад. Сарай стоит в расщелине, отгорожен скалами, потому и уцелел при обстреле. Только рифленая крыша осколками продырявлена. Дырочки круглые… Айгинто трогает пальцем ту, что побольше, – края неровные, зазубренные, как и его жизнь…

Бедный добрый шкипер Брук! Они потом долго по золотой земле желтого бога искали. Не нашли, правда. Не помог им творец-киягныку. От голода подыхать осталось. Тогда Айгинто поймал песца. Песца сварили. Собак тоже съели. «Давай возвращаться, – сказал шкипер Брук. – Не нам с тобой за золотом охотиться. Человек должен заниматься тем, что умеет».

И вернулись они на Прибыловы острова. Работать стали. Только уже на хозяина. Чудной хозяин. «Корпорейшн» называется. Не выговоришь, язык сломаешь…

Шкипер Брук хорошо котика знал. «Котик – зверь не простой, – учил он Айгинто. – Когда серый да молодой – шкурка мягкая, в цене стоит. Если подгрудок желтый – матка, бить нельзя. А усы белые, сам большой – секач, денег мало платят».

Айгинто присоединяется к забойщикам и вместе с ними тащит доски – остатки сгоревшего помоста. Доски ломаются, крошатся под руками. Над забойной площадкой, не оседая, висит удушливое облако черной пыли. Першит в горле. Люди задыхаются, кашляют.

Уэхара тут как тут.

– Работать! – кричит и трясет кулаками. – Безмозглые кретины! Идет большая война. Все силы на помощь трону! Я вам покажу…

Лицо его делается страшным, глаза бешеные, рот ощерился. Управляющего боятся. Кулаки у него тяжелые. Забойщики испуганно шарахаются. Один Айгинто не испытывает страха. Что должно случиться, то и будет. Шкипер Брук часто повторял: «От судьбы не уйдешь. Бог, он всем распоряжается». Даже когда ему совсем плохо стало, спокойно сказал: «Значит, суждено!..»

А случилось так, что шкипер Брук под лед провалился. Вытащили, правда, только кашлять начал. Сильно кашлял. В груди будто шайтан поселился. Айгинто на охоту ходил. Медведя бил. Медвежий жир тоже не помог. Очень слабый стал шкипер Брук. Ложку возьмет – уха расплескивается. Трубку набивает – кисет падает.

«Не жилец я на этом свете, – сказал и заплакал. – Какого дурака свалял! За вшивую шхуну жизнь сторговал. Черт бы с ней, отобрали. Все равно ей в базарный день цена была копейка! А ты, Айгинто, сынок мой названый, к русским беги. Вольная жизнь у них. Трудового человека не обижают».

Умер шкипер Брук, когда открытая вода пошла и птицы прилетели гнезда вить. Зарыл его Айгинто на берегу. Камнем придавил, чтоб ни песец, ни медведь не нашли. А сам решил бежать. К русским… Шкипер Брук так велел.