Остров живого золота

– Ты прав, Иван Федорович, – согласился офицер. – Но не из простой любви к таинственности так себя ведем. Никто не должен пронюхать, к чему и как мы готовимся. Ты уж извини, даже для тебя при всем уважении не разрешили сделать исключение… Впрочем, я и сам далеко не все знаю. Одно могу сообщить: местность, где вы отныне будете тренироваться, похожа на ту, куда вам, возможно, придется высаживаться.

Свят, однако, предпочел бы полную ясность. Неужели он и его солдаты не умеют держать язык за зубами? Перестраховщики они там, в штабе. Больше бы доверяли людям. Когда боец точно знает, что ему предстоит, он и готовится прицельнее. Не зря в старину было сказано: каждый солдат должен понимать свой маневр.

Продолжая насвистывать, Свят прибавил шагу, хотя спешить было некуда. До обеда далеко. Люди, вернувшиеся с тренировки на рассвете, отдыхали. В лагере бодрствовали только часовые да дневальные.

Снова и снова Свят мысленно проигрывает прошедшее занятие. Ни одной мало-мальски значительной ошибки – вот же фокус! Делая разбор, пришлось так и объявить. А нахваливать людей не в его правилах. Всегда лучше недосолить… У солдата должен быть зазор между тем, чего он достиг, и тем, к чему обязан стремиться, иначе не будет стимула. Но люди оказались на уровне, и Свят вынужден был дать высокую оценку. Калинник так и вовсе его поразил. Капитан поручил замполиту возглавить первый бросок и был уверен, что тот не оплошает, но особой прыти от него не ожидал. И вдруг на тебе: напор, стремительность, выдумка – такой букет! Положа руку на сердце, Свят должен был признаться: сам бы он вряд ли смог действовать лучше.

Калинник удивлял его с каждым днем все больше. Внешне неприметный, уравновешенный, он на поверку оказался весьма напористым, сохранял в любой ситуации присутствие духа и потому почти всегда добивался нужного результата. К тому же был необыкновенным скромнягой. Свят, признаться, не предполагал, что у него есть боевые награды. Прежде чем стать политработником, Калинник, оказывается, командовал отделением, взводом, да не где-нибудь, а в пехоте-матушке; три года провел на фронте… «Зачем, – говорит, – демонстрировать свои заслуги?..» Чудак! А почему их надо скрывать? Чтобы не завидовали такие, как Толоконников? Где они были, когда люди в огонь шли? Конечно, бывают обстоятельства, когда не все от тебя зависит. Но, как правило, если очень постараешься, то непременно своего добьешься…

В просвете между пихтами зажглись оранжевые искры. Деревья расступились, и Свят вышел на поляну, заросшую жарками. Цветы ковром устилали землю; поляна, казалось, залита живым огнем.

Свят остановился. Благодать-то какая! Невозможно ступать сапожищами по такой красоте. Настю бы сюда… У нее с детства любовь к цветам. В единственной комнате большой коммунальной квартиры, где они жили, балкона не было. Но Настя ухитрилась приспособить широкий подоконник для ящика с землей. Она выросла в деревне и всегда жалела, что рассталась с ней. Шумная Москва была ей не по душе. И хотя она никогда не жаловалась, Свят слишком хорошо знал жену, чтобы не понимать ее.

Как-то она сейчас? С сыном воюет!.. Такой разбойник, пишет, глаз да глаз за ним нужен. Чуть недосмотришь, сразу набедокурит. А когда ей заниматься воспитанием? С утра до вечера на заводе. «Нельзя мне, – пишет, – иначе: перед людьми совестно будет, перед тобой…» Небось похудела, на лице одни глазищи серые да брови пушистые, стрельчатые.

Свят присел на бугорок возле дерева и прислонился спиной к стволу. Затылком ощутил шершавость коры. Над тайгой в просветах между кронами, задевая за вершины гигантских кедрачей, проплывали облака. Двигались они медленно, будто нехотя. «Ветер не более двух-трех метров в секунду, – определил Свят. – Самая подходящая для прыжков погода. Когда полный штиль, есть опасность, что парашюты сойдутся, особенно при массовом десантировании, а при таком движении воздуха разброс будет невелик…» Неужели никогда самому не доведется прыгать? Дорого дал бы Свят за то, чтобы снова очутиться в небе, чтобы хоть раз, один еще раз пережить ощущение полета…

На вершине дерева, под которым он сидел, какая-то пичуга вызванивала серебристые трели. Свят поднял голову, пытаясь рассмотреть ее. Птица заливалась, выводя сложную мелодию, и была где-то совсем рядом.

Воистину: близок локоть, да не укусишь. Так и в жизни: цель вроде неподалеку, а достичь мудрено. Столько подводных камней на пути!.. Мог ли он предположить, что настанет момент, когда ему будет заказан путь в небо? А вот случилось непоправимое – и ничего не поделаешь. Но сумей он отмотать судьбу назад, что изменилось бы? Зная наперед, чем окончится тот бой за Вислой, разве не поднял бы он людей в атаку? Пусть бы заранее предупредили: все сохранится – и жизнь твоя, и мечты, только посторонись, пропусти вперед других, не рискуй сам, – он бы ни за что не согласился.