– Передайте замполиту. Пусть доведет до бойцов. Все должны знать: на легкую победу рассчитывать нечего!.. А теперь к делу, – сказал он. – То, что мы прошли за два дня боев, пока лишь предполье. Перед нами главная полоса обороны противника – Котонский укрепрайон. А что мы о нем знаем? Практически ничего. – Комдив помолчал и, строго поглядев на начальника штаба, всем корпусом повернулся к Бегичеву: – Выручай снова, младший лейтенант. Дивизионная разведрота людей растеряла, а толку никакого… На тебя надежда. Мы не можем допустить больше таких потерь!
Зачем его вызвал комдив, Бегичев понял с самого начала. Он всегда был готов к тому, чтобы в любую минуту подняться и идти к черту в зубы. Знал, что и ребята только ждут приказа. Дело для них обычное. И все-таки каждый раз, получая задание, Бегичев волновался. Разведка всегда путь в неведомое. Кто знает, где застанет на этот раз конец? Но даже не это главное. Погибнуть в атаке, на глазах товарищей – одно: недаром говорится, на миру и смерть красна. Совсем иное – умереть безымянным, не выполнив приказ. Никто ведь никогда не узнает, что ты объективно, по неблагоприятному стечению обстоятельств, а не по небрежности не довел порученное дело до конца и вольно или невольно нанес вред всем… Безвестными зачастую остаются не только могилы разведчиков, но и дела их.
Комдив взял карандаш.
– Вот сюда пойдешь, разведчик, – показал он на долину реки Поронай, – в обход через Муйку. Свяжешься с семьдесят девятым полком. Главная задача: район Котона. Любые сведения оттуда, как ты сам представляешь, имеют для нас огромную ценность. Важно узнать расположение опорных пунктов противника, его инженерные сооружения и особенно систему огня…
Полковник продолжал говорить о способах связи, сигналах, сроках. Бегичев слушал внимательно, не переспрашивая. Он привык запоминать все сразу. Но где-то в глубине души у него нарастал протест.
Все было правильно, закономерно. За исключением одного. С ними должна была отправиться Юля. Комдив так и сказал:
– На время поиска подчиняю вам младшего лейтенанта Лозинскую. В полку пока обойдутся без переводчика, а вам он необходим.
Подвергать опасности себя для разведчика естественно. Но обрекать на тяжкие испытания и лишения дорогого человека!.. Все в Бегичеве восставало против этого. Какой ты к дьяволу мужчина, если не способен заслонить ее собой!
Но, отбросив все личное, целесообразно ли с военной точки зрения участие девушки в поиске? Она никогда не была в тылу врага, не обучена… Она свяжет их по рукам и ногам, станет тяжкой обузой. Ее придется охранять, отвлекая силы, необходимые для решения других, более важных задач. Все это Бегичев очень сдержанно, но решительно выложил комдиву и замер, ожидая ответа.
– Это ты зря, разведчик! – нахмурился комдив. – Не стану учить тебя уму-разуму так, как это сделала недавно со мной младший лейтенант Лозинская. Но советую тебе не сомневаться в ее праве защищать Родину! Возможно, с девушкой вам будет, с одной стороны, труднее. Только попомни: японцы не немцы. С ними не пошпрехаешь… Так что без переводчика вам делать будет просто нечего. Есть еще возражения?
– Нет, товарищ полковник. Готов к выходу в поиск!
Чутьем умудренного жизнью и войной человека комдив понимал, что стоящий перед ним молодой офицер нуждается в поддержке и одобрении. Для людей, уходящих в тыл противника, особенно важен моральный настрой. Полковнику стало грустно. Где каждый раз брать силы посылать людей на смерть? Вот таких – молодых, здоровых, умных! Сколько их уже не вернулось с заданий, не поднялось в атаке!..
Положив руку на плечо Бегичеву, он тихо сказал:
– Ты очень нам можешь помочь, друг. Будь здоров. Верю в тебя!
Бегичев разволновался. Но он терпеть не мог высокопарного изъявления чувств. Поэтому вытянулся и, скрывая смятение, спросил:
– Разрешите идти?
Комдив кивнул и на прощание добавил:
– Знаю, как вы, разведчики, любите самостоятельность. Верно? Так вот, после выполнения основного задания разрешаю действовать по собственному усмотрению!
Нортон Колклаф сидел в кабинете за письменным столом, высоко держа голову и выпрямившись. Он работал. Перед командиром базы лежали две ровные стопки папок с деловыми бумагами. Слева – требующие прочтения и подписи. Справа – подготовленные для передачи в строевую часть.
Рабочий день коммодора расписан с точностью до минуты. В нем нет места для отвлечений. Правила, выработанные за многолетнюю службу, приковывали его в этот час к креслу с высокой спинкой. Но заботы… Что делать с личными неприятностями, не укладывающимися в распорядок дня?
Война идет к развязке. И с заключительным ее аккордом очевиден финал его, Колклафа, военной карьеры. Контр-адмирала не видать как своих ушей. Чего доброго, скажут: пора в отставку, вы ее заслужили. С чем он тогда останется? Пенсия?.. На нее можно скромно существовать, и только.