Остров живого золота

Пулеметные очереди, проносящиеся над головами, образовали своеобразный потолок, выше которого подыматься было смертельно. Они замирали, вжимались в землю, пока снова не наступала сомнительная кратковременная тишина. Солнце действительно оказалось их верным союзником. Оно слепило японцев, засевших в доте, и те не замечали подползавших десантников, хотя расстояние между ними неуклонно сокращалось. Весь отряд, затаившись, наблюдал за смельчаками.

…Заросли бамбука оборвались, когда до дота оставалось не более семидесяти метров. Впереди лежала непристойно нагая, без единого бугорка и травинки, полоса земли.

– Дальше незаметно не проберемся, – шепнул Однокозов, подползая к лежащему за валуном Калабашкину.

– Знали, что делать, все кустики подчистую слизнули, – отозвался тот, – предусмотрительные, сволочи. Давай так. Возьми на прицел амбразуру. Как я вскочу – стреляй. До мертвого пространства метров двадцать, не больше. Добегу!

– А если нет?

– Что значит «нет»?.. Сказал, добегу!

Калабашкин привстал и, прижимая к груди две связки гранат, рванулся вперед. Однокозов дал по амбразуре длинную очередь. Пули, оставляя щербины, взбили вокруг нее бетонную пыль.

«Проскочит!» – обрадованно подумал Однокозов, и в ту же секунду амбразура плеснула огнем. Калабашкин споткнулся, пробежал несколько шагов, упал. Попытался приподняться – не смог. Замер, будто бегун, приготовившийся к финишному рывку.

– Никита! – в отчаянии закричал Однокозов. – Держись!

Не отдавая себе отчета, Клим вскочил. С берега дружно ударили ручные пулеметы. Десантники открыли огонь, прикрывая бегущего солдата.

Только бы помочь Никите! Только бы он был жив!

Внезапно опалило плечо. Боли Клим не почувствовал. Увидев кровь, догадался – ранен. В несколько прыжков солдат достиг места, где лежал Калабашкин. Перевернул друга на спину, увидел мертвенно-восковое лицо.

– Куда тебя? – затормошил Однокозов. – Сейчас перевяжу!

Калабашкин с трудом разлепил глаза.

– Успеется, Клим… Пулемет! Скорее…

Очередь прогрохотала оглушительно близко. Пули вспороли землю рядом. Однокозов подхватил безжизненное тело и, откуда взялась нечеловеческая сила, поволок. Калабашкин снова пришел в себя, едва слышно попросил:

– Оставь меня! Дот!..

Однокозов схватил связку гранат и что есть мочи швырнул ее вперед. Земля разверзлась. Все поплыло перед глазами. Он потерял ориентировку… Но проклятый пулемет залаял вновь, вернув Клима к действительности.

– Ну, погоди, в бога мать! – прошептал он с ненавистью, сжимая в руке последнюю связку гранат. – Теперь надо наверняка. Только бы успеть поближе…

Кровь сочилась из раны, сбегала по рукаву и падала на землю, свертываясь в пыльные горошины. Не было привычной крепости в ногах; все вокруг потускнело, начало расплываться, будто кто-то невидимой рукой накинул на мир колышущееся кисейное покрывало.

Сознание моментами проваливалось. Он полз. Терял силы, но полз. Дот надвигался на него, закрыл полнеба. Щель амбразуры, как драконова пасть, изрыгала бесшумное пламя.

Последним усилием воли Клим встал на колени и, замедленно размахнувшись, швырнул гранатную гроздь прямо в темный зев. Взрыв донесся до него слабым отзвуком. Тишина, наступившая следом, потрясла.

Клим лежал на спине. Над ним простиралось без конца и края пронзительно голубое с золотыми прожилками небо. Такую красоту он видел лишь однажды в Туле, в страшное июльское лето, когда, прощаясь с родными местами, отправлялся на призывной пункт…

Наступил покой. Все печали отошли разом. Где-то далеко-далеко, на краю земли, возникло протяжное, то нарастающее, то гаснущее «ура». Это десантники, не опасаясь больше флангового огня, увидели две красные ракеты, взвившиеся над скалами, и поднялись в атаку. Ни последних выстрелов вражеских орудий, ни взрыва гранат в окопах, ни истошных воплей удирающих японцев Клим уже не слышал.

Прозвучал сигнал сбора. Из наспех отрытых окопчиков, из японских траншей и бункеров, подталкивая пленных, потянулись к песчаной отмели солдаты, нагруженные трофейным оружием.

Капитан устало стянул каску, машинально пригладил непослушно торчащий жесткий ежик и опустился на валун. Подозвав сигнальщика, сказал:

– Передайте командиру конвоя… Пусть сообщит на Большую землю: побережье полуострова в этом районе контролируется нами; укажите координаты. При необходимости сюда можно высаживать войска.

Передохнуть ему не дали. Сверкая из-под каски очками, весь в грязи, размахивая зажатой в кулак пилоткой, на Свята коршуном налетел Червинский.

– О чем вы думаете, Иван Федорович? – сказал он возбужденно. – Не время отдыхать. На каком транспорте мы теперь поплывем к Кайхэну? Отвечайте, пожалуйста…

– Транспорт?.. На самом деле, Вениамин Сергеевич, транспорт нужен. Вплавь до вашего острова не доберешься, – отозвался Свят с вымученной улыбкой. Он чувствовал себя совершенно разбитым.

– Я категорически против формулировки «мой остров». Пора всем, вам в том числе, оценивать экспедицию как общее, важнейшее для страны дело. И если нет иного выхода, я буду настаивать идти к нему хоть на плотах.