Читаем Острова и капитаны. Книга 3 полностью

— Первый — переступить через самолюбие. Признать полностью, что сам по себе автор ты неудавшийся и без этой чужой повести имя свое известным не сделаешь… А второй шаг — через совесть. Надо ее как-то успокоить. Убедить, что в поступке этом ничего особенного нет. Мол, и раньше бывали в литературе заимствования. И еще такая мысль: «Я ведь не все подряд возьму, кое-что изменю…» Возможно, и в самом деле изменил кое-какие страницы…

— Вы все так рассказываете, будто…

— Что?

— Будто все точно знаете.

— Ты, Егор, по-моему, не это хотел сказать.

— Ну… будто с вами самим когда-то такое же было, — сердито бухнул Егор и почувствовал, как горят уши.

Ревский не обиделся, не вспылил. Сказал грустно:

— Наверно, у многих такое бывает. Хоть раз в жизни. Только один человек делает шаг, а другой… поболтает ногой в воздухе и поставит обратно. Тут граница хрупкая… Егор, Наклонов человек сложный, но… не подонок же он. Скорее, он неудачливый человек, несчастливый… В нем много хорошего. И когда он говорил с тобой о Толике, о том, что во многом благодарен ему, он был наверняка искренен. Детство — это то, что предать труднее всего.

— А яма? В том же самом детстве, — тихо, но упрямо сказал Егор.

— Ну, яма… В мальчишечью пору кто не делает глупостей. Тут и самолюбие, и обида чрезмерная, и недомыслие… У какого мальчишки совесть без пятнышек, а?

Егору захотелось уткнуться носом в колени. «Дофилософствовал, дурак?» — мстительно сказал он себе.

— А к тому же, — продолжал Ревский, — я рассуждаю отвлеченно. Может, никакой истории с рукописью не было. И, честное слово, я буду счастлив, если смогу это узнать.

— Ничего вы не узнаете, — уныло сказал Егор. — И никто не узнает. Последняя надежда была — эпилог в тайнике машинки. Можно было бы сравнить с наклоновским эпилогом и доказать. А теперь что, раз подставка сгорела…

Ревский растопыренной ладонью потер лоб и глаза. Мотнул курчавой головой, словно прогоняя дремоту. Или сомнения?

— Да… Оказывается, ничего в этой жизни не случается зря… Егор, один знаменитый персонаж в одном знаменитом романе сказал: «Рукописи не горят»…

Егор быстро поднял глаза. Ревский встал:

— Это справедливо по крайней мере по отношению к вышеупомянутому эпилогу…

— У вас есть копия?! — Егор рванулся из кресла.

— Копии нет. Но когда Толик на «Крузенштерне» читал эпилог наизусть, мы с Изой включили студийный магнитофон… Микрофон был на штанге, в стороне, Толик и не заметил. Но записалось отчетливо.

Ревский шагнул к стеллажу, стал двигать на полке книги, папки, плоские коробки. Егор почувствовал, как слабеет от волнения. Тьфу ты, нервная дама… Он опять сел. С приколотых к стеллажу крупных фотографий на Егора смотрели знакомые и незнакомые артисты и режиссеры. Каждый по-своему: кто насмешливо, кто ободряюще. А за дверью звучало приглушенно:

Что наша жизнь за морока —В ритме тяжелого рока…

Вот холера! Теперь этот мотив засядет в мозгах! Чтобы перебить его, Егор «включил» в памяти другое:

Мы помнить будем путь в архипелаге…

И еще:

После тысячи миль в ураганах и тьмеНа рассвете взойдут острова…

Песня, которую пели на «Крузенштерне». В те дни, когда Анатолий Нечаев читал там последнюю часть кургановской повести.

…Ну что столько времени возится Ревский? Сейчас скажет: «Не знаю, куда подевалась пленка…»

Ревский достал плоскую коробку. Шагнул к двери:

— Юноши! Кончайте ваше «роковое томление», мне нужен магнитофон… Что? Поте́рпите. Тащите живо…

Рослые, совершенно одинаковые Илья и Яша принесли тяжелый, как сейф, «Юпитер». Сказали Егору «привет» и удалились, демонстрируя возмущение отцовским произволом.

Ревский поставил на «Юпитер» большую бобину.

— А Гай разве не знает про эту запись? — спохватился Егор. — Он ничего не говорил…

— Гай не знает…

— Почему?

Не оборачиваясь, Ревский объяснил неохотно:

— Сперва я просто боялся об этом говорить, напоминать про все. Гай и так был не в себе. А потом… Знаешь, у каждого бывает что-то очень свое. Вот так и эта пленка для меня. А Гая не хотелось мне лишний раз бередить, да и виделись мы не часто. Ну, слушай… Егор Нечаев…

Сначала был слабый электрический шелест, потом за этим шелестом возникло ощущение широкого пространства, в котором тихо дышали десятки людей. И наконец негромкий, но отчетливый молодой голос произнес:

— Конец тысяча восемьсот пятьдесят четвертого года в Крыму был необычным…

Егор закрыл глаза.

Он слушал и ловил себя на том, что порой не вникает в содержание, а пытается представить, как это было. Ночь над бухтой, курсантов на палубе, трапах, шлюпках. И Толика… который вот он, будто живой, будто сейчас говорит перед притихшими людьми. Руку протяни — и дотронешься до его локтя…

Перейти на страницу:

Все книги серии Острова и капитаны

Похожие книги

Пространство
Пространство

Дэниел Абрахам — американский фантаст, родился в городе Альбукерке, крупнейшем городе штата Нью-Мехико. Получил биологическое образование в Университете Нью-Мексико. После окончания в течение десяти лет Абрахам работал в службе технической поддержки. «Mixing Rebecca» стал первым рассказом, который молодому автору удалось продать в 1996 году. После этого его рассказы стали частыми гостями журналов и антологий. На Абрахама обратил внимание Джордж Р.Р. Мартин, который также проживает в штате Нью-Мексико, несколько раз они работали в соавторстве. Так в 2004 году вышла их совместная повесть «Shadow Twin» (в качестве третьего соавтора к ним присоединился никто иной как Гарднер Дозуа). Это повесть в 2008 году была переработана в роман «Hunter's Run». Среди других заметных произведений автора — повести «Flat Diane» (2004), которая была номинирована на премию Небьюла, и получила премию Международной Гильдии Ужасов, и «The Cambist and Lord Iron: a Fairytale of Economics» номинированная на премию Хьюго в 2008 году. Настоящий успех к автору пришел после публикации первого романа пока незаконченной фэнтезийной тетралогии «The Long Price Quartet» — «Тень среди лета», который вышел в 2006 году и получил признание и критиков и читателей.Выдержки из интервью, опубликованном в журнале «Locus».«В 96, когда я жил в Нью-Йорке, я продал мой первый рассказ Энн Вандермеер (Ann VanderMeer) в журнал «The Silver Web». В то время я спал на кухонном полу у моих друзей. У Энн был прекрасный чуланчик с окном, я ставил компьютер на подоконник и писал «Mixing Rebecca». Это была история о патологически пугливой женщине-звукорежиссёре, искавшей человека, с которым можно было бы жить без тревоги, она хотела записывать все звуки их совместной жизни, а потом свети их в единую песню, которая была бы их жизнью.Несколькими годами позже я получил письмо по электронной почте от человека, который был звукорежессером, записавшим альбом «Rebecca Remix». Его имя было Дэниель Абрахам. Он хотел знать, не преследую ли я его, заимствуя названия из его работ. Это мне показалось пугающим совпадением. Момент, как в «Сумеречной зоне»....Джорджу (Р. Р. Мартину) и Гарднеру (Дозуа), по-видимому, нравилось то, что я делал на Кларионе, и они попросили меня принять участие в их общем проекте. Джордж пригласил меня на чудесный обед в «Санта Фи» (за который платил он) и сказал: «Дэниель, а что ты думаешь о сотрудничестве с двумя старыми толстыми парнями?»Они дали мне рукопись, которую они сделали, около 20 000 слов. Я вырезал треть и написал концовку — получилась как раз повесть. «Shadow Twin» была вначале опубликована в «Sci Fiction», затем ее перепечатали в «Asimov's» и антологии лучшее за год. Потом «Subterranean» выпустил ее отдельной книгой. Так мы продавали ее и продавали. Это была поистине бессмертная вещь!Когда мы работали над романной версией «Hunter's Run», для начала мы выбросили все. В повести были вещи, которые мы специально урезали, т.к. был ограничен объем. Теперь каждый работал над своими кусками текста. От других людей, которые работали в подобном соавторстве, я слышал, что обычно знаменитый писатель заставляет нескольких несчастных сукиных детей делать всю работу. Но ни в моем случае. Я надеюсь, что люди, которые будут читать эту книгу и говорить что-нибудь вроде «Что это за человек Дэниель Абрахам, и почему он испортил замечательную историю Джорджа Р. Р. Мартина», пойдут и прочитают мои собственные работы....Есть две игры: делать симпатичные вещи и продавать их. Стратегии для победы в них абсолютно различны. Если говорить в общих чертах, то первая напоминает шахматы. Ты сидишь за клавиатурой, ты принимаешь те решения, которые хочешь, структура может меняется как угодно — ты свободен в своем выборе. Тут нет везения. Это механика, это совершенство, и это останавливается в тот самый момент, когда ты заканчиваешь печатать. Затем наступает время продажи, и начинается игра на удачу.Все пишут фантастику сейчас — ведь ты можешь писать НФ, которая происходит в настоящем. Многие из авторов мэйнстрима осознали, что в этом направление можно работать и теперь успешно соперничают с фантастами на этом поле. Это замечательно. Но с фэнтези этот номер не пройдет, потому что она имеет другую динамику. Фэнтези — глубоко ностальгический жанр, а продажи ностальгии, в отличии от фантастики, не определяются степенью изменения технологического развития общества. Я думаю, интерес к фэнтези сохранится, ведь все мы нуждаемся в ностальгии».

Алекс Вав , Джеймс С. А. Кори , Дэниел Абрахам , Сергей Пятыгин

Фантастика / Приключения / Научная Фантастика / Детские приключения / Приключения для детей и подростков / Космическая фантастика
Белеет парус одинокий. Тетралогия
Белеет парус одинокий. Тетралогия

Валентин Петрович Катаев — один из классиков русской литературы ХХ века. Прозаик, драматург, военный корреспондент, первый главный редактор журнала «Юность», он оставил значительный след в отечественной культуре. Самое знаменитое произведение Катаева, входившее в школьную программу, — повесть «Белеет парус одинокий» (1936) — рассказывает о взрослении одесских мальчиков Пети и Гаврика, которым довелось встретиться с матросом с революционного броненосца «Потемкин» и самим поучаствовать в революции 1905 года. Повесть во многом автобиографична: это ощущается, например, в необыкновенно живых картинах родной Катаеву Одессы. Продолжением знаменитой повести стали еще три произведения, объединенные в тетралогию «Волны Черного моря»: Петя и Гаврик вновь встречаются — сначала во время Гражданской войны, а потом во время Великой Отечественной, когда они становятся подпольщиками в оккупированной Одессе.

Валентин Петрович Катаев

Приключения для детей и подростков / Прочее / Классическая литература