Острова на горизонте(изд.1984)

— Да-да, милая. — Джо схватил салфетку, вытер губы, а потом трубно сморкнулся в нее и, видя, как Рика уставилась ему в лицо, поспешно спросил: — Тебе нужно в чем-нибудь помочь?

— Когда я тебя приучу умению сидеть за столом? — сердито сказала Рика. — В приличную компанию тебя не пустишь… И вот — откуда у тебя новая дыра?

Толстяк Джо скосил глаза. Сидел он за столом в одной тельняшке. На боку зияла дыра и светилась кожа, на которой виднелась четкая синяя татуировка.

— Надевал, а ткань — тр-рр-ыы! — сказал Джо. — Рика, что с тобой? Я никогда не видел тебя такой. Ей-ей, ты больна!

— Надоели вы мне все, — сказала Рика. — Вы все как дети! Все на вас рвется, трещит: тр-ры! Пачкаетесь, как поросята. Что ни день — то стирка. Что ни день — то гора белья. А простыни?! — Она повернулась ко мне. В глазах ее стояли слезы. — Стираю-стираю, глажу-глажу… Постелю, а он… — Рика ткнула в сторону Джо пальцем: — Бух! В постель в одежде! В сырой! В грязной!

Покраснев, со смущением на лице, зацепившись за угол и чуть не опрокинув стол, толстяк вылез из-за стола и подошел к Рике. Попытался ее обнять, но она оттолкнула его.

— Отойди! Ну погляди, погляди на себя.

Толстяк Джо оглядел себя. Смущенно улыбаясь, развел руками.

— Ничего не видишь, да?

— Пуговички потерялись… — пробормотал Джо, прикрываясь ладонями, как женщина, выходящая из воды. — Я ее булавкой, а она…

— По-отерялись! Бу-улавкой! У нас что, на острове есть магазин? Можно пойти и купить пуговичку? Вот пришью тебе сегодня пуговицы! Медные. С пушками! Снимай брюки.

— Но, милая моя…

— Снимай, снимай, некогда мне. Сейчас я уйду с Натом на свой участок. — Рика поднялась из-за стола. Глаза ее сверкали. Выкрикнула: — Ну, быстрее же! Мне еще гладить, шить, штопать. Мне еще кормить кур и лошадей.

— Я все сделаю, я помогу. — Толстяк Джо грузно прыгал на одной ноге, пытаясь выпутать вторую из штанины.

Снял наконец-то. Схватив брюки, Рика ушла в комнату. А мы с Джо убрали все, я протер стол тряпкой, Джо топтался рядом, помогал, но как-то все у него плохо получалось. Вилки падали на пол, веником он шаркал с такой яростью, что мусор улетал к противоположной стене кухни. Отобрав у него веник, я сказал:

— Иди покури.

— Пойду, — согласился Джо. А потом воскликнул: — А! Пойдем-ка мы с тобой поиграем на трубе! Пока она там пришивает.

— Вот и порядок в кухне. На какой еще трубе?

— О, у меня самая большая в мире духовая труба. — Толстяк Джо, схватив меня за рукав, потянул к двери. — Когда я играю, то, говорят, звуки слышны в Канаде. А до Канады почти двести миль. — Лицо у Джо сияло. — Не веришь? Пойдем покажу.

— Так без брюк и пойдешь? И куда идти-то?

— А какая разница, в брюках или без? Остров! Куда идти? Да во-он на эту дюну. Там у меня кресло стоит.

Трусы у толстяка Джо были сшиты из старой тельняшки. Весь полосатый, как тигр, в громадных ботинках на босу ногу, с сигарой, которую он уже успел закурить, Джо заспешил к маленькому сарайчику, примыкавшему к дому. Распахнул дверь. Я заглянул и увидел нечто громадное, медное, ярко сверкающее. Геликон? Что-то бормоча, по тону голоса нежное и доброе, Джо вошел в сарайчик, наклонился и, слегка закряхтев, ухватился, поднял и понес, как ребенка, невероятных размеров трубищу.

В жизни я такой не видел. Когда Джо поставил ее на землю, то жерлообразный раструб был еще на полметра выше головы толстяка. Улыбнувшись мне — какая великанша! какая красавица! — Джо нежно обтер сияющее тело трубы рукавом тельняшки, обнял, прижался толстым лицом к металлу. А потом, слегка побагровев, подхватил трубу и зашагал в сторону дюн.

Откос был крутой, осыпающийся. Толстяк шумно дышал, по его лицу и медно-красной шее лился пот, а воздух, нагретый телом, слегка дрожал и колебался над ним. И я подумал о том, что небольшой планер мог бы сейчас кружить и парить в теплых воздушных потоках, согретых громадным горячим телом Джо.

Но вот и вершина. Свежий ветер, более сильный тут, над дюнами, овеял наши лица. Чуть дальше виднелась свинцовая пластина озера и среди дюн одна, самая высокая, золотисто-белая, а за дюнами простирался синий, кое-где расчерченный белыми лентами пены океан.

В долине паслись лошади. Жеребята носились друг за другом, выпрыгивали из высокой травы, брыкались, валялись на берегу озера.

Мы прошли еще с десяток шагов, и с облегченным вздохом Джо опустился в промятое кресло. Оно стояло прямо на песке, и ножки увязли до самого сиденья. Придерживая трубу одной рукой, Джо ухватился за спинку кресла и, рванув, выдернул его из песка. Сел. Поставил трубу на колени. Прикоснулся к мундштуку толстыми губами, побагровел и мощно вдохнул воздух в гигантский медный механизм. Труба оглушительно рявкнула. Лошади в долине подняли головы, прислушались.

Я опустился на песок. Могучие рокочущие звуки расплылись над островом. Что играл Джо, какую мелодию — понять было невозможно. Закрыв глаза, раздувая толстые, лоснящиеся потом щеки, он перебирал короткими пальцами блестящие клавиши. Нет, подобного концерта мне слышать еще не приходилось.