— Дождь. Темно… Ужас! И я пошла. На мне был плащ, я сбросила его: тяжело. Я падала, кувыркалась, исцарапала себе все лицо и ноги… Чуть не свернула себе шею! Часа три бежала. Гляжу, дверь в доме открыта. Койка пуста. Теплая еще, значит, только поднялся и ушел. Побежала вдоль океана. Кричу: «Отец! Отец!» И вижу — идет. И прямо на волны. Схватила его за руку, плачу, тяну, а он на меня смотрит и, чувствую, не видит и бормочет: «Я иду, иду…» Тут волна ка-ак ударила, ка-ак накрыла нас… Уносит нас в океан. И тут он проснулся. Подхватил меня и ка-ак поплыл к берегу!.. Встал на ноги, прижал меня к себе. Весь дрожит, оглядывается на океан, а сам бегом домой. Вот тогда-то он мне и сказал: «Мануэла вошла в дом. Взяла меня за руку и повела». Представляешь?
Рика закусила губу, задумалась.
— И вот я взяла бы вдруг да и уехала с острова, — сказала она немного погодя. Удивленно и тревожно подняла брови. — Но как? Как бросить отца Джо? А вдруг он опять заснет с сигарой. И… вообще, ведь люблю его, люблю! — с отчаянием воскликнула она. — И отца капитана Френсиса. И отца Фернандо. Кому он будет рассказывать сказки дядюшки Римуса? Кому будет читать книжки? Уеду, а он… А они?!
— Рика, зачем тебе уезжать? И куда? Что произошло?
— Многое произошло, — ответила она и быстро, решительно взглянула на меня, будто собираясь сказать нечто очень важное. — Так вот… Хотя нет, потом… Вот в той стороне живет злой холодный ветер. Он начинает дуть на остров с осени. Дует, дует, дует… Ветер несет ледяные брызги воды. Они ударяются в стены дома. И прирастают. Знаешь, зимой все стены дома покрываются льдом. Однажды дверь примерзла к косяку. Да. Мы ее еле открыли! — Она опять задумалась. — А кто им будет шить и стирать? Штопать? А Алекс… Если за ним не следить. Или вот куры. Это я развела. Кто их будет кормить-поить?.. Как быть? Как поступить?
— О чем ты?
— Идем, — сказала она. — Скоро отлив. Мы должны быть на холме Риггинг во время отлива. А вот и мой участок! Пойдем вниз.
Мы спустились к пляжу. Вдоль дюн тянулись конские следы.
— Это утренний объезд, — сказала Рика.
— Поиски морских сокровищ после шторма? — пошутил я.
— Нет. Просто раз в сутки делается объезд острова. Так положено: мало ли что? Сокровищ? Летние штормы обычно ничего не приносят. Как говорил отец Фернандо, летом волна бежит по самой поверхности океана. А вот осенью, зимой и весной поднимается из глубин. И загребает все, что там оказывается. Понимаешь? И несет, несет к берегу.
Куры и петух все тем же плотным отрядом топали позади нас. Порой петух останавливался и с утробным коканьем показывал курам небольшую, но приятную находку. Рыбку, оглушенную прибоем и выброшенную на берег, маленького пупырчатого осьминога или раковину. Потом, по команде петуха, куры устремлялись за ними следом. Может, тоже что-то ищут. Вот круг спасательный с надписью «Эстрелла. Гавана». Сломанное весло. Пустая канистра из-под бензина, чей-то ботинок. Продранная на ладони перчатка. И вот — большущая треска! Петух ее заметил еще издали, обогнал нас и, подзывая замешкавшихся кур, запрыгал возле рыбины, захлопал крыльями: сюда, сюда! Глядите, что я нашел!.. Поднимая пыль, пронеслись куры. Рика засмеялась, схватила меня за руку, и мы тоже побежали, этим своим бегом несколько озадачив петуха. Вначале он рванулся за нами, но куры и не подумали следовать за ним. Плотно обступив рыбину, они потрошили треску. Петух подпрыгнул, захлопал крыльями, он возмущенно что-то выкрикивал на своем петушином языке.
— Он кричит: «Куры, как вам не стыдно! Мы же собирались совершить интереснейшее путешествие», — сказал я. — «А вы-то, вы!? Вам бы лишь свои желудки набить! Мне стыдно за вас».
Рика засмеялась, задумалась.
— Ты, Нат, так смешно выдумываешь. Если бы ты был моим настоящим отцом…
— Если б я был твоим отцом… — пробормотал я и вздохнул.
Говорить было трудно, волны заглушали голоса. И мы шли молча, посматривая во все стороны: что еще выкинул океан? Вот, перепутавшаяся в громадный зеленый ком, валяется рыбацкая сеть. Оглядев ее, Рика сказала, что это очень хорошая сеть, пригодится.
— Вот и холм Риггинг. Поднимаемся.
И тут я выковырнул из песка черный толстый сучок. Наклонился. Трубка? Поднял ее, тяжелую, будто вырезанную из железного дерева, сырую, пахнущую не табаком, а океаном. Отряхнул от песка. Достал платок, вытер, потом выбил песок из маленького, несколько прогорелого жерла. Продул. Рика стояла рядом и, приподнимаясь на носки, заглядывала мне в руки. Колечко, потемневшее у основания чубука. Я потер его платком, и колечко слегка посветлело. Надпись какая-то. Потер еще, сильнее и прочитал. «Мэри Энн» — было вырезано на колечке.
— Странно. Мэри Энн курила эту трубку? — сказал я Рике.
— «Мэри Энн» — название корабля. Он погиб в 1852 году. И отмечен на карте спасательной станции. Пошли?
Стиснув трубку зубами, ощущая ее сырую горьковатость, я стал подниматься следом за девочкой по крутому откосу холма Риггинг.