Документы сообщают, что гуанчи ели собак, похожих на овчарок. Это были большие собаки, называемые «бардино», которые выжили на некоторых островах этой группы и представляют собой хорошую служебную породу, отличающуюся свирепостью и злобой. Бардино использовались для охраны знати, а также девственных весталок гуанчи, а потомки собак, которых можно узнать по коричневым и черным пятнам, теперь охраняют фермы. Островитяне гордятся своими знаменитыми бардино и посвятили им скульптурную группу, которая возвышается на площади Святой Анны.
— С бардино приходится вести себя очень осторожно, — предупредил меня сеньор Перес Нараньо из туристского агентства. — У меня была такая собака. Она так и не стала ручной и кусала всех — отца, сестер, братьев, так что мне пришлось отвести ее на живодерню.
Гран-Канария вполовину меньше Тенерифе. Этот остров получил название «Великого», потому что здесь гуанчи сопротивлялись испанской интервенции более яростно, чем жители других островов. Представьте себе блюдечко с грязью, перевернутое вверх дном, края которого иссечены глубокими ущельями, называемыми «баранкос», — и перед вами предстанет Гран-Канария, каким его можно увидеть с воздуха.
Перес Нараньо рассказал мне о ценах на острове. В мире все так часто меняется, и я, пожалуй, не стану говорить о стоимости жизни здесь в сентябре — октябре 1956 года, когда я там был. Могу сказать только, что цены оставались (а может быть, и остаются?) в высшей степени доступными. Многие импортные товары в Лас-Пальмасе не облагаются налогами, и это объясняет их невероятную дешевизну: за пачку американских сигарет здесь платят всего шиллинг, да и другие предметы роскоши весьма недороги.
Дешевы здесь и еда и напитки. Отель «Санта-Каталина» — лучший в Лас-Пальмасе и не уступает первоклассным европейским гостиницам. Я платил там за огромную комнату с ванной и за стол — а готовят здесь отлично — меньше трех фунтов в день. На острове Гомера я «сошел с туристской тропы» и попал в небольшой, но хороший пансион; с постояльцев, которые долго живут здесь, брали всего семь шиллингов. И даже в Лас-Пальмасе и на Тенерифе можно найти отличные пансионы, где возьмут всего пятнадцать шиллингов за день, и это — включая еду и чаевые. Мне рассказывали об одном американском коммивояжере, который после второй мировой войны накопил шестьсот фунтов. Он искал такое место в мире, где мог бы на эти деньги учиться рисовать, плавать, валяться на солнышке и вообще вести беззаботную жизнь. Лас-Пальмас — это как раз то, что ему было нужно. Он нашел здесь колонию художников, состоявшую из местных уроженцев и испанцев, которая все время увеличивалась. Прошло три года, а американец не истратил и половины своего капитала. Правда, за это время он не стал художником-профессионалом, но ему явно пришлись по душе неторопливая жизнь, хорошая еда и терпкие вина.
Лас-Пальмасские автобусы напомнили мне что-то очень знакомое, но я долго не мог понять, что именно. Наконец, один приятель разъяснил, что здесь все еще ходят старые лондонские автобусы. Лас-Пальмас — город звонков, гонгов и автомобильных сигналов, но ездят здесь осторожно, и при мне не произошло ни одной аварии.
Канарцы берегут себя и летом работают лишь с восьми утра до двух часов дня. Магазины открыты с девяти до часу, а потом с трех до семи. Лавки же, принадлежащие индийцам, вообще не закрываются. По вечерам островитяне с большой охотой пользуются пляжами, благо все они недалеко от города. Местные жители — заправские рыболовы; тунца здесь ловят на удочку, а на других рыб охотятся с ластами. Рыбаки утверждают, что подводная охота у них лучшая в мире.
Народ здесь бережливый и экономный. Жители острова говорят, например, что их козы дают самое жирное молоко, хотя и живут вместе с домашней птицей на крышах.
Главная улица Лас-Пальмаса названа по имени пригорода Севильи Трианой. Местная Триана — нечто вроде ярмарки невест. Мужчины подвергают детальному обсуждению прошедшую красотку и выкрикивают «пиропосы» смачные комплименты, которые доставляют девушкам немало удовольствия, хотя лица их при этом ровно ничего не выражают. Если комплимент покажется девушке бестактным, она холодно бросит в ответ: «У меня у самой дома есть зеркало».
Я медленно иду по Триане, изучаю витрины и покупаю себе роскошный чемодан (много веков назад испанцы научились у арабов кожевенному искусству). Я вижу знакомые книги... вон там, например, уже переведенная на испанский язык книжка о снежном человеке. Женщины особенно охотно покупают расшитые полотняные изделия и «модистас» — кружевные мантильи. Французские духи продаются по парижским ценам. Испанские жемчуга и перламутр, веера и корзинки, куклы, изображающие тореадоров и цыганок, хорошее вино и продукты — все это можно увидеть на витринах Трианы, и здесь есть на что истратить свои песеты.