Острова утопии. Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940—1980-е)

• сохранение форм прямого или опосредованного контроля над авторами утопий, которым нельзя позволять слишком далеко отклоняться от главного идеологического дискурса.

Проведенный краткий анализ явления в целом может показаться избыточным теоретизированием, но думается, что без него теряется нить при чтении отдельных интересных глав книги, в той или иной форме описывающих возникновение и гибель педагогических утопий, существенно различавшихся по времени и месту своего возникновения. Здесь в равной мере важны как общий взгляд на проблему, так и детальное знание частностей и тонкостей. Обратимся к подробностям, ибо, как известно, «черт таится в мелочах».

5. Парадоксы социального и педагогического проектирования

Один из любопытных сюжетов книги посвящен деятельности недооцененного у нас министра просвещения РСФСР А.Г. Калашникова, занимавшего свой высокий пост краткий период с апреля 1946-го по 1948 год. (Главу об истории образования конца 1940-х подготовила Мария Майофис.) Это была, прямо скажем, не самая вегетарианская эпоха, совсем не располагающая к проведению образовательных реформ гуманистического толка. Государственный каток утюжит все живое, приближается окончательный разгром генетики, а потом и запрет кибернетики, вскоре наберет обороты дело врачей-отравителей, по сути, уже началась антисемитская кампания под лозунгами «борьбы с космополитизмом». Все это уже витает в воздухе. Но в сгущающейся атмосфере коллегия Наркомпроса последовательно рассматривает вопросы улучшения подготовки педагогов и преодоления второгодничества. Опрошенные министром учителя в один голос говорят о том, что надо не бороться с второгодничеством, а предупреждать неуспеваемость. А в речи министра, вслед за требованием внимательного изучения ребенка, появляются термины «дифференцированный подход» и «индивидуальный подход», звучат слова о любви учителя к ученику, внимании и заботливости к детям.

Свой анализ ситуации министр заканчивает тезисом: «Надо поставить вопрос о требованиях к работе директора, об индивидуальном подходе». И, как справедливо замечает М. Майофис, требование индивидуального подхода, а вслед за ним и императивы любви, заботы и внимания действительно плотно входят в арсенал педагогической литературы и журналистики того времени. Парадокс? Да, но закономерный.

Достаточно представить себе реальное положение дел в послевоенной школе: нехватку школьных помещений и педагогических кадров, 14-летних учеников-переростков, которых учила моя мама-учительница в первом классе наряду с семилетками, чтобы понять, почему министр переносит акцент с недостатка материальных ресурсов и объективных социальных причин второгодничества на квалификацию и методы работы учителя. Иными словами, делается попытка психологизации педагогического подхода к ребенку – в условиях полного изгнания практической консультативной психологии из школы. Вам это ничего не напоминает?

Но что с того, зато в открытую Калашниковым «серую зону» немедленно устремляются талантливые педагоги и психологи, обогатившие теорию и практику советской педагогики. Плодами их разработок мы пользуемся по сей день.

Другой парадокс, относящийся уже ко времени хрущевской «оттепели». Время переломилось, все вокруг дышит переменами, уцелевшие зэки возвращаются из лагерей, идеологические тренды – борьба с «культом личности» и «возвращение к ленинским нормам партийной жизни». Страна, устремленная в будущее, демонстрирует невиданные научно-технические достижения: запуск искусственного спутника Земли, первая в мире атомная электростанция… Многие искренне верили в утверждения Н.С. Хрущева о том, что «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». В литературе и кинематографе ведущим течением становится «новая искренность». На этой «оттепельной» волне возникает коммунарское движение. Коммунары в красных галстуках, маршируя по улицам Ленинграда, скандируют речовку: «Да здравствует наука, да здравствуют прогресс и мудрая политика ЦК КПСС!» Ироническая коннотация здесь начисто отсутствует (она придет позже), коммунары искренне верят в научно-технический прогресс и всей душой поддерживают курс партии на обновление жизни, реализовать который мешают ретрограды и формалисты, утратившие отношение к революционным идеалам как к святыне. Комсомольская богиня и комиссары в пыльных шлемах, воспетые Б. Окуджавой, для них идеал, достойный подражания, равно как и первые, зарождавшиеся в 1920-е годы пионерские отряды.

Откуда им знать, что любимыми забавами тогдашних юных ленинцев были погромы штабов русских скаутов, с которых хитроумные взрослые скалькировали буквально все: формы самоорганизации, символику, ритуалы, наполнив их коммунистическим содержанием. Сравните скаутское приветствие «Будь готов! – Всегда готов!» и слова скаутского гимна 1915 года «Твердо верь, что с Богом ты силен» (Н. Адуев) с пионерским салютом: «К борьбе за дело коммунистической партии будьте готовы! – Всегда готовы!»