Ранее Шувар уточнил свое понимание значения образования: «Homo Faber и Homo Sapiens социально разделены, отчуждены и противопоставлены в существовании различных классов, и основной целью образования является закрепление этих различий <…> По сути дела, образование превратилось в особый ритуал, в процессе которого происходит рекрутирование небольшой части населения в общественные элиты и возведение их на пьедестал, недостижимый для большей части населения»477
– и сделал из этих посылок следующий вывод: «Классовая функция образования в нашем обществе, в отличие от эксплуататорских обществ, состоит или должна состоять не в том, чтобы помогать людям избежать попадания в рабочий класс, а, наоборот, в том, чтобы дать им возможность стать частью рабочего класса»478.Можно почти наверняка утверждать, что Шувар заимствовал некоторые свои идеи из рассуждения Грамши об общем «распределении» интеллекта, а отсюда о возможности развития «органической» интеллигенции479
. С этой точки зрения обеспечение поступления в университет детей рабочего и крестьянского происхождения кажется вполне разумным шагом на пути создания преданного рабочему классу интеллектуального слоя. Удивительно, что на этом реформа не остановилась, тем более что «позитивная дискриминация» существовала в некоторых университетах Югославии уже со времен окончания Второй мировой войны. По сути дела, реформа была направлена наРоль интеллигенции при коммунизме, – конечно, очень сложный вопрос481
. Однако в контексте настоящей работы особенно важно содержащееся в словах Шувара указание на то, что реформа образования осуществлялась во многом под влиянием динамики отношений между государством (под которым подразумевается Союз коммунистов Югославии) и интеллигенцией, особенно концентрировавшейся в университетах. В 1968 – 1971 годах возникли два общественных движения, которые бросили радикальный вызов порядку социалистической Югославии, и оба они были в некоторых важнейших отношениях тесно связаны с образовательными учреждениями. Одно из них зародилось в Белградском университете, другое – в Загребском и других хорватских университетах и постепенно стало частью более широкого студенческого движения, известного как «Хорватская весна». Эти два движения составляют ближайший контекст реформы, и, чтобы разобраться в ее идеологии, нам нужно прежде обратиться к югославской университетской истории конца 1960-х годов.«Семена» волнений в Белградском университете были, очевидно, посеяны в 1966 году, когда начавшиеся протесты против американского вторжения во Вьетнам привели к серии столкновений, в ходе которых полиция вошла в здание университета, что вызвало острое неприятие как со стороны студентов, так и со стороны интеллектуалов, воспринявших этот шаг как нарушение университетской автономии482
. В 1967 году группа студентов написала письмо в поддержку студентов и профессоров Варшавы, и, таким образом, впервые инициатива подобного действия пришла «снизу», так как оно не было инициировано руководством университетского комитета Союза коммунистов483.В мае 1968 года во время студенческих выступлений во Франции белградские студенты написали письмо ректору Сорбонны, критикуя его решение запереть ворота кампуса в Нантерре. Эти действия, вероятно, способствовали формированию у студентов все более критического отношения ко всем иерархическим структурам – включая государство, полицию и сам университет.
Первые серьезные столкновения между студентами и полицией в Белграде произошли 2 июня 1968 года, после случайного инцидента между студентами из университетских общежитий и мелкими надомными предпринимателями, жившими неподалеку. На следующее утро студенческая демонстрация вышла по направлению к центру Белграда. Студенты несли портреты президента Тито и выкрикивали лозунги «Тито, партия», «Есть ли у нас конституция?», «Нам нужна работа» и «Долой социалистическую буржуазию». Не дойдя до моста через Дунай, они столкнулись с полицейским кордоном, который попытался помешать продолжению демонстрации.