Островитяне

Почему я говорю «требуют»? Потому что христиане нетерпеливы и ревнивы, они хотят все сразу и сейчас. Много есть на свете богов, свои у каждого народа, но ревнует ли Юпитер, когда приносят жертву Осирису или Митре? Разве что иудеи рассказывают такое о своем боге, но они не просят у тебя твоих рабов.

Ты скажешь, что же в том дурного? Истина или нет — это всего лишь мнение, а возлияния и воскурения перед твоими фамильными ларами или в честь гения императора — всего этого никак не отменишь. Ты хочешь, чтобы рабы в твоем доме были верны кому-то больше, чем тебе? И страшно сказать, больше, чем Риму? Пусть христиане убеждают тебя, что не имеют ничего против. Но это сейчас. Они ведь требуют человека целиком.

И что, может быть, еще страшнее — они считают вещь человеком. И если ты вдруг разделишь их суеверие, тебе придется выбирать, кем или чем для тебя теперь будет Дак — твоей собственностью или их братом по вере. А то и твоим братом, Марк, ты же слышал, куда они метят.

Но задам один вопрос и Даку, или, как он себя называл, Пантократору. Да-да, Марк, именно так переводится его первоначальное варварское имя на наш язык — Пантократор, «тот, кто владеет всем». Итак, скажи мне, Дак, желающий всем владеть: а что же будет с твоим братом-близнецом, он ведь умер, веря в прежних твоих богов? Ведь христиане все уши нам прожужжали, что кто не примет их веры, тот погибнет навеки. И твой брат, стало быть, тоже. Вы будете после смерти разделены — ты этого хотел?

Дак выступает вперед на шаг и отвечает не колеблясь:

— Нет. Мы — одно целое. Я крещусь за себя и за брата! И после смерти будем вместе: Висеволд и Волдимер.

— Вы видите, — с иронической улыбкой продолжал Филолог, — сколь нелепы эти убеждения. Но это повод не для смеха — для опасений. Если наш дак, или венед, или попросту твой, Марк, раб готов переписать историю собственного брата — не перепишет ли он затем историю Рима? Рим не открыл свои врата перед Ганнибалом или любым другим захватчиком, но теперь они проникнут не за римские стены — в римские головы. И скажут, что Рим теперь их, что вся предшествующая слава и сила Рима — лишь предисловие к их жалкому суеверию, чтобы быстрее и удобнее было ему распространиться по кругу земель. И зачем, Марк, тебе способствовать тому?

А впрочем, все это суета. Кто хочет исполнять свои обряды, пусть исполняет, если только не совершит ничего противного законам и обычаям. Не думаю, что богам есть дело до того, как совершать омовения или трапезы — думаю, они в своей благости и мудрости предоставили этот выбор нам. Но поверь мне, как только ты дашь силу и власть этим людям, говорящим якобы от имени Единого Бога, они залезут и к тебе в рот, и к тебе в постель и скажут: богу угодно, чтобы ты ел то, а не это, спал с той, а не с этой — как сейчас ему угодно, чтобы ты молился не ларам, а ему. Все только впереди.

Останови суету, Марк, ты же разумный человек. Предоставь каждому выстраивать отношения с миром блаженных так, как он сочтет нужным, но свою вещь оставь при себе. Таков мой совет.

— Хорошо, — ответил Марк с таким же бесстрастным выражением лица и пригласил третьего оратора. — Черенок, звавший себя прежде Лазарем, и ты скажи, что можешь.

Рабу выходить на место оратора, пусть даже и условное, созданное только что фантазией его господина, никак не подобало, и потому он стал отвечать с места, из гущи толпы, и голос его поначалу казался слабым, так что приходилось напрягать слух, а потом окреп и стал звучен. Видно, он прежде привык говорить перед народом и теперь не сразу поверил, что ему вновь дано такое право.

— Не знаю, добрый господин мой Марк, каким советом может помочь бедный иудей, который к тому же считается твоей вещью, да будет Всевышний милостив к тебе и твоему дому. Примет ли Дак это учение, не примет ли — стены Иерусалима останутся лежать в развалинах, мой народ будет рассеян по лику земли, а я буду твоим рабом. К чему мне влезать в чужие распри?

Но если ты повелел мне высказаться, я скажу, что думаю про… про другие народы, принявшие одного нашего учителя из Назарета за кого-то особенного. Всевышний, сотворив мир, только народу Израиля дал тяжелое иго заповедей и обещал награду за его терпеливое несение — ты можешь убедиться сам, как карает Он за их нарушение. Да, это Его гнев нас постиг, когда римляне разрушили стены.

А прочим народам он заповедал совсем немного через праотца Ноя. Довольно будет от Дака и от каждого в этом доме, кроме Суламифи и недостойного меня, соблюдать эти простые правила: быть справедливым, не совершать убийств, не воровать и не нарушать чужих супружеских прав. Все это и так соблюдают люди твоего дома, а если нет, Марк, ты сурово покараешь отступника.