Островитяне (СИ)

Хани надела резиновые перчатки, чтобы не заразить яйца микробами, и принялась раскапывать песок, из которого раньше вылезли черепашки. Несколько прохожих остановились посмотреть, а мы с Мейсоном и Лоуви пододвинулись к ней поближе. Хани доставала из гнезда пригоршни яичных скорлупок, складывала их в кучку.

— Ух ты! Смотрите! — Она вытащила руку из дыры, показала нам маленькое яйцо неправильной формы. — Вот это не сформировалось до конца. Там еще есть такие. Они не выжили.

— Ну вот, — расстроенно протянула Лоуви.

Хани засунула правую руку в гнездо, вытащила еще два яйца. Их положила отдельно. В другую кучку собрала скорлупки — те, из которых вылезли черепашки. Одну скорлупку она дала нам потрогать.

Мейсон потер ее пальцами.

— Кожаная на ощупь.

Я записывал, сколько и чего Хани достала из гнезда, по категориям.

Когда Хани засунула руку в гнездо в очередной раз, глаза у нее расширились.

— Лоуви! Давай ведро!

Лоуви тут же сбегала за красным ведром, поставила его возле гнезда.

Теперь у нас у всех глаза стали круглыми от удивления.

Хани повернулась к Мейсону и сказала:

— Похоже, ты пропустил не все самое интересное. Смотри, и тебе улыбнулась удача.

Ловким и аккуратным движением Хани вытащила руку из гнезда.

— Вот, черепашка нашлась!

В руке она держала залепленного песком крошечного черепашонка. Он отчаянно размахивал ластами — очень ему хотелось бежать к океану. При свете дня его удалось рассмотреть лучше, чем предыдущих — ночью. Это была крошечная копия взрослой черепахи — и панцирь на месте, и все остальное.

Мы придвинулись, чтобы его разглядеть.

— Черепашонок! — воскликнула Лоуви.

— А можно мне его подержать? — спросил Мейсон.

— Ни в коем случае. На это нужно официальное разрешение. И тебе это прекрасно известно. — Хани посадила черепашонка в красное пластмассовое ведро. — Редко нам удается найти при осмотре живую черепашку. Это всегда большая радость.

Она запустила руку в гнездо. Брови взлетели вверх.

— Еще один!

— А почему они не вылезли с остальными? — поинтересовался Мейсон.

— Либо застряли и не могли выбраться, либо вылупились позднее. — Хани посадила и второго в ведро. — Если бы мы их не нашли, трудно сказать, что бы с ними сталось. А вот и еще один.

При виде каждого черепашонка Лоуви взвизгивала и хлопала в ладоши.

Я подвел итог: три непроклюнувшихся яйца, скорлупа от еще семидесяти шести.

— Плюс еще трое — всего получается восемьдесят два, — сказала Хани. — Именно столько яиц мы сюда и переместили. Учитывая, чего им пришлось натерпеться, это очень, очень хороший результат.

— Операция «Койот» прошла успешно, — похвалился я.

— Ну это преувеличение, — возразил Мейсон. — Хотя в результате мы поймали собаку.

— Да, а вот койотов-то и не было! — ответил я, и мы все покатились со смеху.

А в ведре отчаянно барахтались три крошечных, перемазанных в песке черепашки.

— Они явно хотят в океан, — сказала Лоуви.

— Да, пора отправлять их навстречу будущей судьбе, — подтвердила Хани. — Она сбросила скорлупу обратно в гнездо, присыпала песком. Посмотрела в сторону океана. — Сейчас отлив. Самое подходящее время. Мейсон, поскольку ты у нас теперь старший брат, ты и донесешь ведро до океана.

Лоуви шла рядом с Мейсоном и страшно переживала.

— Осторожнее, не урони.

Хани остановила нас метрах в трех от воды. Встала рядом с Мейсоном.

— Давай, аккуратно переверни ведро, выпусти их.

— А может, лучше отпустить их прямо в воду? — предложил он.

— Важно, чтобы они немножко проползли по пляжу и запомнили его. Тогда самки, когда вырастут, вернутся сюда откладывать яйца. Это называется импринтинг.

Мейсон с серьезным видом перевернул ведро. Три черепашки выпали на песок. И тут же двинулись в сторону океана.

— Ура, пошли! — крикнул Мейсон.

— Такие лапочки! — воскликнула Лоуви. Мы с Мейсоном переглянулись. У Лоуви все животные — лапочки.

Мы шли за черепашками и скоро поняли, что у одной из них что-то не так с передним плавником. Вместо того чтобы идти прямо, она ходила кругами. Я хотел помочь, но Хани сказала не вмешиваться.

— Погоди немного. Приспособится.

Тяжело было смотреть, как мучается бедная черепашка. Но Хани оказалась права. В результате она приноровилась и зашагала в нужную сторону. Пусть ласта у нее и была не в порядке, инстинкт от этого не ослаб. Она изо всех сил стремилась к океану.

Первые двое добрались до кромки прибоя. А оказавшись в соленой воде, тут же поплыли, работая ластами даже сильнее прежнего.

— Инстинкт ныряния, — пояснила Хани. — Ему больше ста миллионов лет. Вот они комично ковыляют по песку. А через миг уже плывут.

Я ткнул Мейсона локтем под ребра.

— И никакого тебе инструктора.

Он рассмеялся, покачал головой:

— Точно.

Последняя черепашка наконец-то добралась до воды. Но в тот самый миг, когда она коснулась ее ластами, пришла большая волна, перевернула бедняжку, отбросила обратно.

— Ой, ну вот, — расстроился Мейсон, а стоявшая рядом Лоуви вздохнула.

— Эта малышка вряд ли выживет, — сказала Лоуви.

— Ты сможешь, — обратился я к черепашке.