Островитянин

Немудрено, что Король посчитал это знаком большого доверия. В конце концов, он был назначен королем, и раз ему была доверена корона, ему с руки браться за любые задачи: мог быть мореходом, если надо, и в равной мере был обучен копать картошку и удобрять ее навозом, если в том приспела нужда. Часто он первым выгонял своего старенького светло-серого куцехвостого ослика, в то время как все остальные при его дворе еще спали.

– Я с большим удовольствием пойду с тобой, и, конечно, у меня найдется для тебя еще один человек, – объявил Король Бласкета человеку короля.

– Премного благодарен, – ответил тот.

Король пришел ко мне, перед тем как отправиться в море, и, разумеется, я понимал, что он не уйдет просто так, не простившись со мной. Он вообще никуда бы не пошел, если бы меня не было рядом.

Он позвал меня с собой и налил мне стакан спиртного, и еще немного для себя. Король показал мне полный ящик пива и велел присмотреть за ним. Он сказал, что был бы мне крайне признателен, если бы мне удалось сберечь этот ящик до дома.

– Потому что, – сказал он, – если я возьму его на борт, от него будет пахнуть спиртным, а мне было бы стыдно не предложить его остальным. И вот еще что, – добавил он, – мне кажется, это вообще не очень хорошо.

И он купил еще одну бутылку спиртного, чтобы поделиться с теми, кто с ним поплывет.

– Буду беречь этот ящик изо всех сил и не выпью ни капли. Но я немного боюсь за вас, если этот седой капитан пойдет с вами. А он, наверно, пойдет.

– Мы с ним что-нибудь придумаем, – сказал Король.

Ну вот. Мы вышли к остальным. Король позвал еще одного человека, который нравился ему больше прочих, и закричал громким голосом, что у него есть еще двое, кто готов оправиться с ним, если можно.

– Конечно, – сказал стражник. – Садитесь.

Двое моих товарищей быстро поднялись на борт, и стражник, который уже был там, дал им работу – тянуть концы, травить концы, тащить канаты через блоки, – в общем, довольно скоро старое корыто приготовилось отчалить.

Все это время старый капитан еще был на причале и не издал ни звука. Каждый, кто хоть немного разбирается в людях, мог его понять, но успеха не бывает без порядка, и если б человек короля не вмешался, то капитан утопил бы и старую посудину, и муку, и сам себя, и всех островитян.

Когда корыто было готово плыть по морю, охранник обратился к полицейским и спросил, хочет ли старый капитан плыть с ними. Те объяснили, что нельзя позволять ему отдавать на корабле никаких приказов, пока он сам лично не сможет привести его обратно в гавань. Хотя седой был не слишком благодарен им за такое решение, он знал, что, если его не окажется на борту, ему не заплатят за перевозку и еще долго ни ему, ни кораблю не представится подобной возможности. Поэтому, как только полицейские задали ему вопрос, он незамедлительно ответил, что поедет. Человек короля попросил еще одного парнишку из Дангяна сопровождать его, раз двое с Бласкета оставались в городе, когда траулер отчаливал. Парнишка присоединился к ним. Затем посудина развернулась кормой к земле, а носом к морю и отправилась в путь.

Тем временем все остальные побрели по дороге, неся с собой множество мелких вещей. Но нам не под силу оказалось тащить их на спине, понадобилась лошадь. И еще все хорошо понимали, что надо что-то делать с ящиком Короля, который тот оставил на чье-то попечение. Довольно скоро они сообразили, что именно следует делать, и, разумеется, попросили меня пойти поискать лошадь. Раз уж я все равно обещал Королю, что присмотрю за ящиком, я и шагу не сделал без того, чтобы об этом не думать, и привел с собой человека, у которого была для них лошадь.

Всего шестерым из нас требовалось нести мелкую поклажу, но оставались и все прочие, которым, кроме себя самих, нести ничего не выпало. В их числе был бы и я, кабы не ящик Короля. Тем, кому нечего было нести, лошадь без надобности. Зато они скинулись на лошадь для тех, кому она была нужна. Владелец лошади запросил по шиллингу с человека. Всего набралось шесть шиллингов, но этого, разумеется, не хватило, чтоб добраться до Дун-Хына: путь довольно долгий, и возница не согласился ехать туда без еще одного шиллинга – итого семь шиллингов. Никто из нас, конечно, не дал бы ему больше ни пенни, так что сделка расстроилась, и он собрался уезжать обратно – сам по себе. Только мне не хотелось оставлять ящик Короля, и я сказал ему, что сам заплачу седьмой шиллинг, но он должен мне позволить ехать верхом.

– Я согласен, – сказал он. – У меня груза немного.

– Ну так давай, веди лошадь, и поскакали уже, ради Бога!

Парень мигом обернулся и скоро вернулся к нам с ломовой лошадью – такой сильной и выносливой, что могла бы свезти на себе половину Дангяна. Мы закинули все, что было, и груз все равно вышел не слишком тяжелым.

– Ты тоже полезай, – сказал мне возница, – раз уж такой прыткий.