Островок счастья

Ни с одной другой женщиной он не проводил столько времени наедине, ограничиваясь разговорами и спорами на вполне отвлеченные темы. Причем женщина была молода и привлекательна, теперь-то Павел мог себе в этом сознаться, хотя сперва он думал, что не в его вкусе. И характер у нее был не такой, чтобы ему понравиться, не женственный в привычном понимании – ни мягкости, ни игры. И в то же время ни одна красавица и умница до сих пор не отнимала у него столько времени и душевных сил одним своим существованием, причем в совершенно параллельном мире. Она ничего от него не хотела для себя лично, она вообще ничего от него не хотела. И поэтому не считала необходимым с ним кокетничать, как все остальные, без исключения. Это она допустила его до своих дел, это она разрешила ему быть рядом, пока он по наивности не перешел установленных ею границ, после чего был немедленно записан во враги и изгнан за пределы ее территории.

А он ужасно, до смешного, хотел обратно!

Павел хотел опять сочинять историю про придуманных людей, которые потом вдруг оживали, начинали говорить, двигаться, думать и даже позволяли себе не соглашаться с создателем. Он хотел приходить в зрительный зал и вместе с Ассоль потрясенно встречать алые паруса, в которые, конечно, уже давно не верил. Он хотел иметь право как свой приходить за кулисы и в который раз удивляться тому, как актеры сбрасывают маски и мгновенно становятся другими – обычными, простыми, мелкими, уставшими, не очень счастливыми. Он честно сказал тогда, в Турции, Юле, что не очень любит людей – а за что их любить, скажите на милость? А она так странно ответила: надо стараться любить, просто так, ни за что, потому что они люди и потому что они рядом. И что театр этому и учит. Тогда Павел от ее слов отмахнулся, а сейчас, кажется, что-то начал понимать.

А еще он все вспоминал, как стоял на сцене, унимая дрожь в коленках, не видя, но чувствуя перед собой огромный зал, сотни людей, аплодирующих и ему тоже. Он хотел опять туда. Он хотел к Юле, потому что все это была – она. Все это было с ней, из-за нее, для нее, благодаря ей.

Но они расстались, поссорившись. Она обидела его ни за что ни про что, хотя он хотел как лучше. Сперва держаться Павлу помогало оскорбленное самолюбие. Потом он начал искать для Юли оправдания (как будто она его об этом просила!). А потом стал просто скучать по ней, устав вспоминать, мысленно спорить и просчитывать возможные варианты примирения. Он, забыв об обидах, даже готовил ей подарки!

Но лето шло неделя за неделей, и не находилось повода увидеться – не идти же ему первому к ней, это уж дудки! Потом, узнав, что в театре начались репетиции, он ждал. Что Тарасова (а может, и Юля вместе с ней) придет к нему за деньгами – он, конечно, даст, без вопросов, но опять же не самому ведь бежать к ним с конвертиком в зубах. Кто знает, как отреагируют эти ненормальные?

Но сентябрь подходил к концу, а к Мордвинову никто из театра не приходил. И однажды он сам, наплевав на все резоны, все-таки подъехал к Юлиному дому и стал ждать, когда она вернется с репетиции. В театр после их ссоры ему приходить не хотелось, и маячить возле служебного входа, где все знали его машину, он тоже не мог. Ждать пришлось долго, но провести еще несколько дней наедине с мыслями Павел не имел ни малейшего желания. Когда он наконец увидел входящую во двор Юлю с сумками в руках, он выскочил из машины и бросился ей наперерез. И только потом сообразил: а ведь он так и не придумал, с чего начать разговор и как объяснить свое появление.

– Юля! – окликнул он и замялся: как дальше? «Здравствуй» или «здравствуйте»? – Э… Добрый вечер!

– Здравствуйте, Павел Андреевич! – отчего-то ничуть не удивилась Юля. – Вы тут какими судьбами?

Оттого, что она назвала его на «вы», Павел расстроился, но в ее голосе прозвучала радость, и это отчасти скрасило его разочарование.

– А я к вам, – признался Павел. – Или можно «к тебе»?

Юля на минуту замешкалась, и Павел с удовольствием отметил, как на ее лице промелькнула растерянность. Это была совершенно женская реакция: непонятно, по делу пришел старый знакомый или по личному вопросу, так как же себя вести? И спросить невежливо, все-таки не соседкин муж, который приперся непонятно зачем.

– За жизнь поговорить. Много вопросов накопилось, – почувствовав себя гораздо увереннее, весело продолжил Павел. – Можно?

Не дожидаясь разрешения, он подхватил одну из ее сумок, ту, что побольше, и Юли ничего не оставалось, как пойти вслед за нежданным гостем к подъезду.