Островок счастья

– Я все поняла, – поднявшись с табуретки, проговорила Юля. – За свои деньги ты хочешь не только учить нас работать в рыночных условиях, но и ставить спектакли, и играть в них. Не пойдет. У нас, видишь ли, профессиональный театр. Не самодеятельность. Так что ни в какую Ниццу мы не поедем. Спасибо, конечно, за хлопоты, но нам эти условия не подходят. Ты прости, Павел, поздно уже, мне завтра вставать в семь.

Павел молча поднялся и, не говоря ни слова, вышел из кухни. Через минуту внизу хлопнула входная дверь.

Оставшись одна, Юля некоторое время посидела, осмысляя случившееся. Взгляд ее наткнулся на оставленный Павлом отчет. Она зачем-то опять открыла его наугад и прочитала: «Для разработки стратегии маркетинга театр должен постоянно проводить ситуационный, комплексный анализ своей внутренней и внешней среды. Такой анализ позволяет оценить прошлую деятельность, рассмотреть достижения и неудачи, установить их причины, проверить компетентность и профессионализм сотрудников, предотвратить нежелательные сбои в работе театра».

Плакать она уже давно разучилась и, кроме как на сцене, этим бессмысленным без наличия зрителей дамским занятием не увлекалась. Поэтому она изо всех сил треснула по этому отчету так, что подскочили и жалобно звякнули на столе тарелки.

Руку было очень больно, но зато в носу щипать перестало. Все лето Юля мечтала о встрече с Павлом. Она, не признаваясь сама себе, ждала ее. Как ни ужасно, но она скучала о нем, как будто имела на это какое-то право – смешно! Вот, дождалась. И все прошло по старому сценарию: он принес с собой те же грабли, и они по очереди на них наступили, опять расставшись врагами.

А ведь он, кажется, сделал ей предложение. И предложение какое-то странное: ты мне – ужины, я тебе – непонятно что, наверное, опять деньги. Бизнес-проект какой-то. Пусть предложил не всерьез, пусть на роль военно-полевой жены (Юля ни на секунду не допускала, что такой завидный жених, как Павел Мордвинов-младший, наследник империи, до сих пор не стал ничьим трофеем, путь даже и без посещения загса, а конкурировать с его столичными пассиями не имела ни малейшего желания), пусть так… Но тем не менее! Они тогда с Сашкой и Ириной болтали, строили планы, как соблазнить заезжего буржуина. И Тарасова еще сказала: если у тебя не получится, значит, ты не актриса. У нее получилось. Значит, она актриса. Уравнение доказано. И что ей со всего этого, если очень хочется треснуться об столешницу не кулаком, а головой?

Но Павел тоже хорош! Зачем каждый раз с упорством, достойным лучшего применения, он, имеющий все, пытается поделить то единственное, что у нее есть, ее театр? Как он не понимает, что для него это – очередная игрушка, полигон для испытания новых бизнес-технологий, а для нее – жизнь, в которой она сама должна быть хозяйкой, и поэтому она никому не может позволить определять законы и правила?

«Ну и ладно», – подумала Юля. Будем жить как жили. Зато сами себе хозяева. А этот бизнесмен, возомнивший себя черт знает кем, пусть заправляет своим заводом. Замуж! Как же! С таким, как он, уживется только блондинка типа «Мисс Россия», интересующаяся исключительно способами увеличения бюста и попонками для йоркширских терьеров – в эти вопросы он, возможно, лезть и не будет. И пьесу она сама напишет. Ну и что с того, что ее герои пока с ней разговаривать не желают? С той пьесой тоже сперва так было. А потом само стало получаться, только записывай. Так и на этот раз будет. Надо работать, а не сопли распускать.

И Юля, со злостью перемыв и едва не перебив тарелки, уселась за компьютер с твердым намерением на этот раз добиться своего.

Павел же, приехав домой, посуду мыть не стал в связи с отсутствием таковой. Махнул коньяка и лег спать, чтобы ни минуты больше не думать об этой дуре, которая отказалась стать его женой и в очередной раз едва не выгнала взашей, обозлившись непонятно из-за чего. То она хохочет и лезет целоваться, то превращается в бабу-ягу… И черт знает, когда она настоящая! Все, больше так с собой обращаться он не позволит. Не хочет – не надо, насильно мил не будешь. Он, дурак, в лепешку расшибался, думал о ней, скучал, хотел помочь, а она… Вот пусть и плюхается, как знает, со своим заштатным театром и со своим Петей. Это надо же, а?! Она не может выйти за него замуж, потому что у нее – театр и Петя. Да, и еще Дружинина приедет. С ума сойти, кому рассказать – не поверят: они провели вместе столько ночей, что он просто обязан был, как порядочный человек, сделать ей предложение. А она ему – шиш под нос. У нее Петя. И в Ниццу она не хочет, потому что у нее амбиции и диплом, а он – сбоку припека и лезет не в свое дело. У нее не только осанка, будто она палку проглотила, балерина чертова, у нее и характер такой – как палка, негибкий. Идиотский!