Мардж открыла ящик стола, достала косметичку с пудрой, помадой и зеркальцем. Вялым жестом провела помадой по губам — не было никакого желания работать в пустом кабинете. Такая работа превращалась в сплошную муку. Положив все на место, она принялась копаться в косметичке, перебирая лежавшие там предметы и рассматривая их с таким видом, словно они впервые попались ей на глаза. Вынула удостоверение, которое было выписано несколькими днями раньше. Прежде ей даже не приходила в голову мысль о том, что на фабрику может пройти кто-то, кроме ее сотрудников. Разве охрана не знает всех работающих здесь людей?
Да и потом, зачем кому-то залезать сюда? Ведь взяв какой-нибудь товар или другую вещь, он обязательно будет пойман. Неожиданно на память пришла та служебная записка насчет девушки из упаковочного цеха. Ну и сценка. И почему эта дурочка просто не пошла в отдел оптовой подгонки Мауро? Там бы ей продали по себестоимости пару чуточку бракованных туфелек, но при этом все бы подправили, подравняли, и никто бы ничего не заметил, если бы ты сам не указал на дефект. «Да, девочка, похоже, настоящая дура, — подумала она. — Такие встречаются».
Наверное, именно поэтому и стали выдавать эти удостоверения. О, разумеется, не для того, чтобы помешать выносу какой-то продукции. В любом случае это было невозможно — она не раз слышала рассказы про девушек, которые выносили с фабрики под мышками готовую обувь, а зимой прятали туфли в больших коробках. Но это были все же исключительные случаи, и она знала, что вся эта затея с удостоверениями не решит проблему. С другой стороны, если представить, что на фабрику проберется кто-то из агентов «Миллера» и украдет все новые модели? Или кто-то от «Эндрю Геллера»? Да, об этом стоило подумать. Теперь, с этими удостоверениями, постороннему будет труднее проникнуть на фабрику.
Она снова взглянула на выданную ей целлулоидную карточку. Лицевая сторона была оформлена в ярких тонах, и она пристальнее рассмотрела ее. Почти вся красная, за исключением белого кружка посередине. Красный цвет казался пунцовым, тогда как круг в центре поблескивал, как снежный скат. В середине круга художник поместил силуэт модной туфельки. Смотрелась она весьма элегантно и приятно. Перевернув карточку, Мардж увидела отпечатанные данные на себя, имя и все прочее, равно как и название отдела, в котором работала. Естественно, охранники никогда не заглядывали на оборотную сторону карточки. При входе она разве что помахивала ею перед ними, вот и все. И все же было что-то приятное в обладании этой карточкой — словно ощущение причастности к некоему более высокому обществу. Глупо, конечно, но в то же время отрадно, что ты работаешь на «Джулиена Кана».
Пожав плечами, она убрала удостоверение в сумочку.
Подняв взгляд, она увидела стоящего перед ней Макуэйда. В горле словно внезапно возник ком.
— Простите, — с улыбкой проговорил он. — Я не хотел напугать вас.
— Вы так тихо вошли, мистер Макуэйд, — сдерживая дыхание, проговорила она.
Он окинул взглядом помещение.
— И что, Мардж, больше никого?
— Да, — кивнула она, в глубине души радуясь его приходу. — Вкалываю здесь одна.
— Пожалуй, что так, — кивнул Макуэйд. Пройдя к окну, он бросил взгляд на крыши стоявших рядом домов.
Мардж хотелось узнать, сколько сейчас времени, и она быстро посмотрела на свои часики. Половина четвертого. «Ромео и Джульетта» уже давно прошли, и она, к неожиданной радости, облегченно вздохнула, втайне благодаря присутствие Макуэйда. Было в нем что-то пугающее — нет, не власть, не то, что он с «Титаника», — нет, ко всему происходящему это отношения не имело. Если бы «Титаник» не был доволен ее работой, ее бы давно уже уволили. Впрочем, работу она себе без труда подыскала бы и в другом месте. Просто было в этом человеке много по-настоящему мужского, почти животного, как у гориллы. Она отчетливо представляла его фигуру, выставленную в музее в отделе: «Суперобразец — „гомо сапиенс“». И именно это ее пугало. Ей еще не доводилось встречать таких симпатичных мужчин. Прежние имели свои недостатки — то там, то здесь, — но, сколько она ни старалась, у Макуэйда их не находилось. И все же, как ни странно, это самое возвышение над более мелкими мужчинами опускало его до уровня животного, обычного животного. Он был золотой мечтой любой взрослой американской девушки — с такими мускулами, с такой улыбкой. От него действительно исходило чувство мужественности. Она ощущала его, как корова чувствует в сарае присутствие быка, но почему-то запах этот пугал ее. Слишком много в нем было этого самого мужского. Вот уж по-настоящему горилла. Бык. Мужик.