Острый угол

…У конуры, вдыхая атмосферу,
Дежурил пес огромный словно вечер.
Его глаза мерцали и светились,
И гасли постепенно, а в избе
Семилинейной лампой освещенный
Сидел мужчина около стола;
Топилась печь и огненные блики
По комнате метались.
В глубине
Белела прялка. Колесо вращалось
И женщина виднелась, и в руке
Клубок она, как яблоко, держала…

Я трогаю калитку – не скрипит,

И пес молчит. Глаза его погасли.
Я подхожу, протягиваю руки —
Собаки нет, и заросли бурьяна
Росой мои ладони обожгли.
Куда же Черный делся? – я подумал,
И в дом вошел, а в доме – никого…

И странно как-то стало, и тревожно;

Куда все подевались? От печи
Теплом не веет… Груба холодна…
И прялка вся в пыли, и только в лампе
Семилинейной дышит огонек.
И тут я вспомнил: мама в Ленинграде
Живет со мной, а где отец – не знаю.
Когда прощались, то не говорил,
Что он из дома этого уедет.

Но вот – ушел. Ушел и не дождался —

Осталась только в блюдечке свеча
Оплывшая и рядом зерна риса…

И я хожу по комнате печальной,

И в памяти своей перебираю
Знакомые места, куда он мог уехать,
И не могу представить это место…

Семейный документ

Космическую пыль смахну с листа,
На желтом фото разгляжу морщины,
Увижу подпись. Резкую. Мужчины.
И добела потертые места.

Горчит осколок даты «…3 год»,

Горчат три слова «…умер от холеры»,
И смазано – «курьез» или «курьеры»,
А прочее и лупа не берет.

Семейный документ. Разгадки не дано.

Зачем его хранить была охота?
Ну, ясно: умер от холеры кто-то.
Но – кто?
И фантазировать грешно.

Чиновник ли, простолюдин какой,

Здоровый телом или же калека?
И воздух девятнадцатого века
Тревожит и тревожит мой покой.

А выцветшие строчки так слепы!..

Но светит за листом, на дальнем плане,
Укрытая годами, как в тумане,
Загадочная тень родной судьбы.

«Напишите письмо…»

Напишите письмо.
Десять строчек, не боле.
Опишите, прошу, как на майской заре
Зацветает кандык на оттаявшем поле,
И гуляют грачи на седом пустыре.

Расскажите, как пахнет листвой молодою,

Как ребята копают саранки в лугу,
Как тревожно кричат кулики над водою —
От чего я отвык,
Без чего не могу.

Чтоб я снова душой в те края устремился,

Понимая, что нету обратных дорог,
Чтоб я грудью на стол тяжело навалился
И от грусти и боли очнуться не мог.

«Подворотни и арки…»

Подворотни и арки,
Снег пушист и летуч.
Месяц выгнутый яркий
Выползал из-за туч.

Трепетала афиша —

Чей-то прошлый успех.
Снег ложился на крыши.
Снег ложился на всех.

Шел и шел, не кончался,

Укрывал, заносил,
Белой шубой качался,
Белой тканью скользил…

Так без боли, без крика,

В снег входя, словно в дым,
Город плавно и тихо
Становился седым.

На разъезде