Остзейские немцы в Санкт-Петербурге. Российская империя между Шлезвигом и Гольштейном. 1710–1918

Канцлер А. Бестужев распускал слухи, что Брюммер нарочно испортил своего подопечного дурным воспитанием, когда узнал, что Елизавета решила объявить своего племянника наследником российского престола: «…Приложил столько же старания испортить ум и сердце своего воспитанника, сколько заботился раньше сделать его достойным шведской короны»[84]. Бестужев много чего утверждал, чтобы угодить своим датским друзьям. Но допустим, испортил преднамеренно. Эх, дескать, не дасталось Швеции такое сокровище, ну так пусть же России будет хуже. И так это стало очевидно впоследствии, что даже императрица Елизавета пожалела о своем выборе. «Характер и поведение племянника сильно огорчали императрицу; она не могла провести с ним четверти часа спокойно, не почувствовав досады, гнева или печали; в обществе близких людей, когда речь заходила об нем, Елисавета с горькими слезами жаловалась на несчастье иметь такого наследника; будучи вспыльчива, она не разбирала слов для выражения своей досады на Петра»[85]. Так вот тетушка и плакала от испорченного характера своего племянника все 20 лет своего царствования, но ни разу почему-то не подумала его из наследников убрать.

За императрицу это сделали ее подчиненные. «Но что заставляло Елисавету раздражаться и плакать, то заставляло других сильно задумываться насчет будущего России. Канцлер Бестужев не видал ничего хорошего ни для России, ни для себя (NB! – Тут ключевое слово, кажется, «для себя». – С. Г.) в этом будущем… Бестужев не сомневался, что Петр, как скоро сделается императором, возвратит шведам часть завоеваний Петра Великого, чтоб только с их помощью завоевать у Дании Шлезвиг»[86]. То есть сделает именно то, что подразумевал еще Петр I, приглашая голштинского герцога себе в зятья. То, ради чего эстляндские дворяне Елизавету на престол возвели, потратив столько хлопот, времени и денег. В общем, призадумался канцлер и придумал комбинацию, как такое несчастье предотвратить. Чтоб Шлезвиг за Данией впредь остался. И чтобы самому не прогадать. От усердия, правда, пострадал. Но замысел осуществился. Что он такое придумал, увидим позднее.

Ну вот, а теперь представьте, что было бы, если бы не испортил Брюммер наследника дурным воспитанием? Представляете – не плакала бы Елизавета от дурного характера племянника. Не предала бы жена. Не возненавидели бы его гвардейцы. Не забеспокоились бы датчане. Словом, остался бы сидеть на троне царь Петр III долго. Что стало бы с Россией? Представить страшно. Даже «Капитанской дочки» не было бы. Благодарить надо господина Брюммера, что он дурным воспитанием наследника разбудил бдительность господина Бестужева. Не поблагодарили. Более того, выгнали, можно сказать, взашей. Парадокс. Но эту заслугу, по крайней мере, отметили историки.

Вторая заслуга Брюммера перед русской историей беспримерна, хотя и прошла абсолютно незамеченной современниками и потомками. И за нее не поблагодарил никто. Именно он есть настоящий виновник приглашения принцессы Ангальт-Цербстской, будущей императрицы Екатерины II, в Россию. Как только стало известно о назначении герцога наследником русского престола, многие европейские столицы озаботились выбором потенциальной супруги наследнику. Интересы голштинской партии и эстляндских дворян диктовали такой выбор невесты для наследника российского престола, который прочно закреплял бы российскую корону в руках голштинского дома. «Брюммер и Лесток… представили царице, что принцесса из сильного дома едва ли будет склонна к послушанию, надобно избрать такую, для которой бы брак был подлинным счастьем. Употребили и духовных лиц для внушения, что принцесса-католичка будет опаснее для православия, чем протестантка, и предложили принцессу Цербстскую»[87]. То есть именно Брюммеру принадлежала идея женить великого князя Петра Федоровича, голштинского герцога, на его двоюродной сестре Фике, «принцессе Цербстской» по отцу, но принцессе голштинской по матери.

Царицу Елизавету долго уговаривать не пришлось. Императрица быстро санкционировала выбор гг. Лестока и Брюммера.

Г. X. Гроот. Петр Федорович и Екатерина Алексеевна. 1745 г.

В самом деле, не Дуню Лопухину или Марфу Собакину какую-нибудь русскому великому князю в жены предлагать, не для того «немецкое засилье» свергали, бироновщину. Брюммер в письме к принцессе-матери от 17 декабря 1743 года нового стиля сам излагал побудительные мотивы: «Надеюсь, ваша светлость вполне уверены, что с самого приезда моего в Россию я не перестаю трудиться для счастья и величия наияснейшего герцогского дома (голштинского). Успел ли я в этом или нет, пусть судят другие». Успел, успел.