Остзейские немцы в Санкт-Петербурге. Российская империя между Шлезвигом и Гольштейном. 1710–1918

В 1762 году, однако, при либеральном государе Петре III датская угроза «принимать меры свои против как его высочества, так и Российской империи», оказалась реальностью. Еще Фридрих Великий предупреждал Петра Федоровича о пагубном влиянии иностранных послов в Петербурге. Он советовал императору убрать их из столицы под благовидным предлогом, например, взять их в обозе армии в Померанию: «Для большей безопасности надобно заставить также всех иностранных министров следовать за вами, этим вы уничтожите в России все семена возмущения и интриги, а чтоб все эти господа не были вам в тягость, вы можете всегда их отправить в Росток, или Висмар, или в какое-нибудь другое место позади армии, чтоб они не могли передавать датчанам ваших планов. Я не сомневаюсь также, что вы оставите в России верных надсмотрщиков, на которых можете положиться, голштинцев или ливонцев, которые зорко будут за всем наблюдать и предупреждать малейшее движение»[93]. Практика показала, что надежды на таких надсмотрщиков не оправдали себя. Голштинский герцог, который питал к барону Николаю фон Корфу понятные симпатии с 14-летнего возраста, назначил его в марте 1762 года «над всеми полициями» командиром. Получается, что барон Корф несет главную должностную ответственность за то, что анти-голштинский заговор 1762 года не раскрыли и не предотвратили. Но что можно было поделать, если император сам отменил сыскную канцелярию и пытки? Одно дело пикеты против пьянства и драк, другое – заговоры против государя. Эх, как ни крути, а курляндец – это не эстляндец… Впрочем, эстляндцы тоже разделились. Дезориентировались. Разлад ведь был не между императором и бунтовщиками из какой-нибудь Далекарлии. Разлад был между императором и императрицей. Между герцогом и герцогиней Голштинскими. А может, милые бранятся – только тешатся? К кому пристать, кого поддержать? Как отмечает Гельбиг, «Александр Вильбуа… мог верной преданностью своему государю уничтожить революцию в самом ее начале», но Екатерина переманила его на свою сторону одной лишь улыбкой. Шерше ля фам! Все публикаторы сплетен, или анекдотов, по российской истории XVIII века сходятся в том, что Вильбоа не был заговорщиком, и мог бы сохранить Петра III у власти, если бы в решающий момент старая симпатия к Екатерине не перевесила лояльности к государю, поставившего его на высокие посты. «Орлов бежал к артиллерии, войску многочисленному, опасному, которого все почти солдаты носили знаки отличия за кровавые брани против короля прусского. Он воображал, что звание казначея давало ему столько доверенности и они тотчас примутся для него за оружие; но они отказались повиноваться и ожидали приказания от своего генерала. Это был Вильбуа, французский эмигрант, главнокомандующий артиллериею и инженерами, человек отличной храбрости и редкой честности. Любимый несколько лет Екатериной, он надеялся быть таковым и вперед»[94]. Чудак. Для женщины прошлого нет, разлюбила – и стал ей чужой. Езжай, брат, в имения – станешь пить да раздумывать, не стоит ли собаку купить…

Петр III.

Дворец Монплезир в Нижнем саду Петергофа. В июле 1762 года – резиденция Екатерины Алексеевны. Отсюда она бежала в Петербург, чтобы начать революцию. Июль 2010 г. Фото автора.

Во время революции Петр III находился в Петергофе. «Император находился в нижнем, ближе к Неве, Петергофском саду. Он сидел на стуле. Рядом с ним графиня Воронцова. Она плакала. Он казался довольно спокоен, но несколько бледен»[95]. Фельдмаршал Бурхард Миних, остававшийся верным Петру III, предлагал действовать. После неудачной попытки захватить Кронштадт он предложил отступать в Ревель. В Нарве стояли драгуны полка герцога Августа. «Мундир синий, с воротником, обшлагами и лацканами черными, подбоем красным и аксельбантом и шлейфами желтыми: камзол и штаны белые; пуговицы медныя; галстук красный, с белою каемкою; на шляпе галун и пуговица желтые, петлица и верхняя кисть белыя, нижния кисти и кисть у темляка трех цветов: синяго, белаго и краснаго». Понятное дело, эстляндские дворяне при поддержке таких красавцев сумели бы защитить своего сюзерена или, по крайней мере, переправить его дальше в Европу. Но Петр III был слишком мягок, дал себя свергнуть, как ребенок, которого взрослые отправили спать. Кажется, большую роль сыграла тут привязанность к Елизавете Воронцовой, с которой он не захотел расстаться. Шерше ля фам!

Голштинская гвардия императора, размещенная в Ораниенбауме, готова была сражаться. Современник вспоминает:

Петерштадт. Дворец Петра III. Июль 2010 г. Фото автора.