Остзейские немцы в Санкт-Петербурге. Российская империя между Шлезвигом и Гольштейном. 1710–1918

Граф как человек, наделенный разносторонними дарованиями, любил, например, химию. Так потом всю жизнь и «химичил». В Копенгагене же и капли некие изобрел – «бестужевскими» назывались – укрепляющего и возбуждающего действия препарат. Для получения чудодейственного средства растворяют 1 часть полуторахлористого железа в 12 частях смеси спирта с эфиром, жидкость разливают в склянки из белого стекла, закупоривают и подвергают действию солнечного света, пока раствор совершенно не обесцветится; препарат затем ставят в темное место и по временам откупоривают пробку склянки, пока жидкость не окрасится в желтоватый цвет. В таком виде и пьют. Представляете – 12 частей спирта с эфиром. Возбудишься неизбежно.

Канцлер Данию любил, Голштинию не любил. За это наследник престола его тоже не любил. И ничего хорошего графу ждать не приходилось. Вот как-то напился граф своих капель, возбудился и придумал заменить наследника на наследницу. Нашел, так сказать, женщину своей мечты. По рассказу императрицы Екатерины II, он составил проект «доставить ей участие в правлении ее супруга». Не бескорыстно, конечно. Взамен граф хотел получить три коллегии в управление – иностранных дел, военную и адмиралтейскую. То есть возглавить силовые ведомства, а заодно и внешние сношения империи. Фактически – продлить свое пребывание при кормиле власти в России по кончине императрицы Елизаветы. Что это было за «участие», каким образом предполагалось его доставить, про то умолчала государыня. Но интрига раскрылась. Екатерина на коленях вымолила у Елизаветы прощение. Бестужева схватили и сослали. Дания после падения Бестужева паниковала. Неотвратимо надвигался тот час, когда герцог Голштинский должен был вступить на русский престол и повести войну за Шлезвиг до последнего русского солдата. Паника дошла до того, что датский посол 11 июля 1761 года ровно в 9.00 явился к канцлеру Воронцову и передал ему устное, но настоятельное внушение, что «его датское величество будет уже почитать великого князя явным себе неприятелем и потому станет принимать меры свои против как его высочества, так и Российской империи».[90]

Представляете, как смеялись сановники в Петербурге? Дания против России – и меры принимать! Но хорошо смеется тот, кто смеется последний… Датский король не ошибся. Наследовав трон по смерти Елизаветы, Петр III незамедлительно хотел идти войной на Данию. «Император имел сердечное желание вернуть герцогство Шлезвиг-Голштинское… Было также и нечто восторженное и в той поспешности, с которой он хотел выступить с российской армией, чтобы возвратить герцогство Шлезвигское и начать войну с королем Дании, которого нужно было, как он говорил, низложить и сослать в Малабар»[91]. А где же обещанные меры?

Ропша. Фото 2008 г.

Граф А. Бестужев.

Но идеи канцлера Бестужева жили и, как оказалось, побеждали. Когда внук Петра I герцог Голштинский, по совместительству – император всероссийский, собрался уже в поход, в Петербурге началась очередная национальная революция. Вдруг. Совершенно неожиданно. Так же, как в ноябре 1741 года. Так же, как в феврале 1917 года. Надо бы на войну, а гвардейцы – давай кричать: император-де изменник! На войну не пойдем, будем свободу защищать!

Фактически это была контрреволюция – переворот с целями, противоположными ноябрьской революции Елизаветы Петровны в 1741 году. Основной целью переворота 1741 года возращение Шлезвига герцогу Голштинскому за счет опоры на российские материальные и человеческие ресурсы. Главная цель переворота 1762 года – сохранение Шлезвига в руках датского короля. В третий раз в Петербурге трон «перевернули» за каких-то тридцать пять лет – все из-за Шлезвига. Король датский в своей ноте не соврал – он «принял свои меры „против как его высочества, так и Российской империи"».

Хотя российская историография выставляет переворот Екатерины II как некое спонтанное возмущение русской гвардии из патриотических побуждений против императора-иностранца, очевидно, что за организаторами переворота стояли Дания и ее союзница Англия. Дания еще в самом начале правления Елизаветы думала «принимать меры». «Принимая во внимание слабость короля датского и отсутствие всякой надежды на помощь какой-нибудь иностранной державы, надобно опасаться, что он надеется на какую-нибудь революцию в России. О такой революции приходят слухи со всех сторон, как уже ее величеству отсюда много раз было сообщено…»[92]. Кем сообщено? Да французскими друзьями герцога Голштинского. Благодаря этим предупреждениям иностранных друзей и путем репрессий Елизавете тогда удалось подавить инакомыслие и удерживать власть почти 20 лет.

В. Эриксен. Екатерина II. 1762 г.