Остзейские немцы в Санкт-Петербурге. Российская империя между Шлезвигом и Гольштейном. 1710–1918

Но возникла здесь коллизия. Петроградские большевики – с немцами мирятся. Предложить мир Германии раньше англичан спешат. Готовы любую часть территории Российской империи отдать. А руководители эстонских большевиков, товарищи Кингисепп и Анвельт, хоть интернационалисты по обязанностям, немцев ненавидят. Так бы всех и поразвесили на столбах. У барона Деллинсгаузена – только авторитет исторических документов 200-летней давности. А у товарищей Кингисеппа и Анвельта – вся мощь пролетарской диктатуры с революционным правосознанием. «Товарищ Маузер» слово в основном берет. Барон Деллинсгаузен взывает к германским войскам из Ревеля – придите, спасите, а не то растопчут нас большевики и «другие элементы». А империалисты стоят на острове Эзель, всего-то день пути до Ревеля, и не двигаются. Все мнутся – боятся, что обвинят в аннексии. Барону из Берлина уклончиво отвечают – мы как-нибудь на переговорах с Львом Троцким ваш вопрос попробуем уладить… Эстляндское герцогство подвисло. Авторитет петровских привилегий без опоры на солдат кайзера Вильгельма – не очень весомая аргументация в споре с «товарищем Маузером».

Осмелели товарищи Анвельт с Кингисеппом. 10 февраля 1918 года был опубликован указ председателя исполкома советов Эстляндской губернии Яана Анвельта: дворян и буржуазию объявить заложниками. Всех дворян – арестовать. Кого поймали – посадили в порту в гигантское здание хлебного элеватора. Инженеры Клевщинский и Енакиев построили его незадолго до войны – для хлебного транзита. Балтийская железная дорога диктовала развитие. Крупнейший в мире был элеватор. На всех эстляндцев хватало места. Женщин собирались позже отправить морским транспортом – в Кронштадт. К матросам. Так бы и сгинула маленькая, но гордая немецкая группа, но нашлись свои герои и героини. Фрейлен Карин Веттер-Розенталь метнулась к германским войскам на остров Эзель (Сааремаа) и рассказала, что мужчин-немцев хватают и сажают. Вот-вот увезут в Красноярск. Германские войска подумали еще немного и выступили. Нарушили перемирие, с комиссарами подписанное. Неспешным маршем, но дошли до Ревеля за семь дней. 25 февраля 1918 года освободили Ревель и Дерпт – заключенных спасли. Спасли немецкую провинцию Эстляндию.

Хотя Деллинсгаузена и его соратников, комиссары успели вывезти в Петроград и поместить в тюрьму «Кресты». Еще старая администрация тюрьмы там сохранилась.

Яан Анвельт.

Воспоминания барона рисуют быт политзаключенных, характерный для застенков царского режима. «Благодаря предупредительности охранников мы могли переписываться со знакомыми в городе и получать от них деньги и подарки… Знакомые снабжали нас лакомствами и съестными припасами, так что мы могли помогать даже нашим сокамерникам. Немецкое отделение Российского Красного Креста посылало нам за символическую плату ежедневно очень хороший обед, который был гораздо более аппетитным, чем тюремная баланда. Мои родственники фон Транзе снабдили меня деньгами, а фон Крузенштерн, который жил недалеко от Крестов, посылал мне каждый вечер в термосе кофе… Мы, политические, чувствовали себя за тюремными стенами значительно свободнее и могли днем общаться между собой…».[170]

Однако и товарищи Анвельт с Кингисеппом успели эвакуироваться в Петроград. Петроград стал прибежищем организованной красной эмиграции из Эстонии. В ожидании мировой революции сводили они счеты со своими контрреволюционерами. Несмотря на официальную отмену смертной казни в революционной России, трибунал эстонских большевиков в петроградской эмиграции приговорил барона к смерти и был полон решимости приговор привести в исполнение. «12 марта я услышал от „представителя политических", что дирекция тюрьмы в тревоге, поскольку получила сведения, что вечером будет предъявлено требование выдать четырех приговоренных ревельским трибуналом к смерти. Дирекция сообщила, чтобы мы, поелику возможно, поискали защиты извне, поскольку у них не хватит сил защитить нас от крупных банд. Директор тюрьмы согласился передать это письмо по назначению. Один из товарищей по заключению, г. Андреас фон Антропофф, написал своему шурину, жившему в Петербурге, чтобы тот обратился к шведскому послу за помощью. Генерал Брендстром использовал весь свой авторитет, чтобы разъяснить советским властям, что планирующаяся казнь означала бы нарушение договора и может привести к дальнейшему продвижению немецких войск. В результате тюрьму стало защищать с этого дня специальное воинское подразделение. Им поставли задачу, чтобы никакая красная банда не смогла ворваться в тюрьму..»[171]. Своеобразные картинки жизни в революционном Петрограде. Спасайтесь, заключенные, от палачей сами. И все по блату, все через иностранцев!

Словом, интернационалисты рассорились. Петроградские большевики вынуждены выставить дополнительную охрану вокруг «Крестов», чтобы предотвратить ее захват эстонскими большевиками. Конечно, не из любви к эстляндским баронам.