Анджела Дарлингтон. Родилась в Сеуле, после чего ее удочерили мать-голландка и отец с исконно английской фамилией. Семья поселилась на ферме в городке Фром, штат Вашингтон, – на самой настоящей ферме с самыми настоящими животными, настоящими овцами, которых продавали на мясо (о чем Анджела предпочитала не заикаться: в школе была целая прорва вегетарианцев). Словом, они были американцы до мозга костей.
Но, конечно, не те американцы, которых считают американцами другие американцы.
– Она голландка, говоришь? – время от времени интересовался Здоровяк Брайан Терн у Адама, хотя вряд ли такое можно было забыть. – Странный все-таки народ – голландцы. – Он с досадой встряхивал газету. – Слишком либеральный. Наркотики. Проституция…
– Дарлингтоны ничем таким не занимаются, – отвечал Адам. – Хотя голосовали они наверняка за всех Клинтонов.
– Я просто говорю, что есть такая тенденция. Некоторые люди очень быстро свыкаются с мыслью, что любое поведение нормально.
– Ой, да брось, Брайан, – однажды возразила ему мама (она как раз писала резюме на своем ноутбуке). – Тебе же нравится Анджела!
– Анджела-то мне нравится, – ответил папа. – Я просто говорю, что такие вещи обычно даром не проходят. Где-нибудь да отзовутся. – Он перевел взгляд на Адама. – Ты мог бы стать свидетелем для этой девочки.
– Я даже не понимаю, что это значит, – говорила Анджела всякий раз, когда Адам поднимал тему. – Разве свидетель в данном случае не я? Когда ты рассказываешь мне о своей вере, я слушаю и наблюдаю, нет?
– Не совсем. Я вроде как даю свидетельские показания.
– Типа ты видел, как Бог совершил преступление?
– Нет. Я знаю, что Иисус для меня сделал, и рассказываю об этом.
– Сотворил тебя геем и поместил в семью гомофобов? Что ж, у Иисуса определенно есть чувство юмора.
– А может, мне суждено быть свидетелем для моих родаков? Объяснить им, что гомосексуальность – не болезнь?
– Ну и как, получается?
– Не особо. Пока мы просто молча остаемся при своих мнениях.
Однако Анджела в самом деле нравилась родителям Адама. Кроме шуток. Они восхищались ее манерами, воспитанностью и трудолюбием: она много работала на ферме и в пиццерии, никогда не жаловалась. Она настолько нравилась его родителям, что те наверняка хотели их поженить (как они представляли себе техническую сторону вопроса – загадка, но это и неважно).
Родители не знали, что Анджела имеет весьма широкие взгляды – настолько, что порой ее тянет на девочек. Особенно на девочек с «целовательными» губами. Если Анджела на что и жаловалась, так это на свои тонкие губы.
– Наверняка у всех голландцев губы тонкие, – вдруг сказал Адам. Они по-прежнему сидели в подсобке «Райской пиццы».
И вновь она поняла его с полуслова: даже бровью не повела.
– И еще они очень высокие, да?
– Ты будешь среди них коротышкой, если поедешь.
– Ничего, у меня ведь есть ты, Адам. Ты высокий, и теперь я знаю все про ваши повадки. Знаю, чем вас кормить и как звучит ваш брачный зов.
– Если мы хотим с кем-нибудь спариться, нам всего лишь надо свернуться в клубок.
– Уж мне ли не знать!
– А вдруг мне понадобится твоя помощь в общении с паталогическими коротышками?
– Обойдешься без меня.
– Неправда.
– Да и я вряд ли обойдусь.
– Это все равно что остаться без какой-нибудь не самой нужной конечности. Типа руки.
– Или уха.
– Или волос.
– Ну, волосы ты и так скоро потеряешь. Я же видела плешку твоего отца.
Наконец Анджела умолкла и стала ждать. Ждать его
Адам хлопнул по соседнему стулу. Она подошла и села. Они прислонились друг к другу.
– Когда уезжаешь?
Адам был настолько выше Анджелы, что мог улечься левой щекой на ее макушку.
– Через полторы недели.
– Ого. На Рождество вернешься?
– Хочу, но мама уже мечтает встретить Рождество в Роттердаме.
– Черный Пит, – вспомнил Адам.
– Может, я там быстренько организую какое-нибудь протестное движение.