Освобождение

Mamie никогда о нем не рассказывала, если не считать пары эпизодов о том, что ее дядя никогда особенно не показывался, а когда показывался, то часто спорил с ее отцом. Мне никогда не приходило в голову, что он такой филантроп.

— Когда Вы говорите состояние. Что именно... в смысле, какова его стоимость?

Мужчина тут же вскидывает брови и плечи так, словно я попросила его вычислить какое-то нерешаемое математическое уравнение.

— Если брать бизнес и личные активы, его имущество и концерн оцениваются примерно в пятьсот миллионов.

На меня снова накатывает приступ кашля и я, нагнувшись, бью себя в грудь, чтобы разогнать слюну, которой уже захлёбываюсь.

— Хм. Извините. Мне... послышалось, будто Вы сказали пятьсот миллионов, — с губ срывается невольная усмешка, и я зажимаю рот рукой. — В смысле... долларов США?

— Евро. Это немного больше, чем в долларах США.

— И я единственная наследница этого состояния? Там нет, например... двоюродного брата или кого-нибудь, с кем нужно поделиться?

Снова нахмурившись, он наклоняет голову.

— Не то чтобы мы уже определились, нет. У вашей бабушки действительно был старший брат, который умер, но детей у него, похоже, не было.

Мужчина лезет в свой портфель и достает папку, а я тем временем впиваюсь ногтями в кожу, отчаянно пытаясь понять, сплю сейчас или нет. Я пристально разглядываю стены комнаты, всматриваясь в такие детали, как коричневый подтёк на потолке, трещина в выкрашенном в синий цвет гипсокартоне и витающий в воздухе неприятный запах жжённого кофе. Конечно, во сне я бы не уловила таких деталей.

Тем временем Томас болтает о процессе распределения средств через иностранные трастовые фонды, но я слушаю его в пол уха. Больше всего мне сейчас хочется купить несколько галлонов шоколадного сиропа и принять вместе с Дэймоном ванну с мороженым. От этой мысли я невольно прыскаю смехом прямо посреди напыщенной речи Томаса.

Он смотрит на меня, озабоченно нахмурив брови, и тут его лицо начинает расплываться от подступивших к моим глазам слёз.

— Простите, но это... Все это немного ошеломляет. Кажется... мне кажется, я сейчас упаду в обморок.

— Я все понимаю, — он вытягивает руки, словно пытаясь определить, что сейчас учудит эта чокнутая цыпочка напротив — брякнется в обморок или блеванет. — Может быть, Вам удобнее встретиться в другое время?

— Нет! Боже, нет. Я просто... в шоке. Просто чертовски счастлива. И еще больше потрясена.

— Это вполне нормально. Глубокое дыхание и смех — это лучший способ справиться с шоком. А попозже можно и немного выпить.

— Так что... наверное, мне следует сказать Вам, что я уже где-то месяц не плачу за квартиру. Мой парень, он священник, — вздрогнув, я быстро мотаю головой. — Был священником. Он тоже ищет работу.

— Я с радостью одолжу вам нужную сумму, пока все не уладится.

— О. Ну, я не имела в виду, что Вы должны давать мне аванс. Я и не думала…

— Все в порядке, мисс Мерсье. На данный момент в этом мире нет ни одной финансовой организации, которая отказала бы вам в кредите.

Я пытаюсь это переварить, но у меня не получается. Просто не могу. Чтобы после стольких лет отчаянной борьбы в один прекрасный день все мои тревоги бесследно исчезли? Такое невозможно.

— Наверное, в ближайшие месяцы Вы захотите получить двойное гражданство.

— Конечно, хорошо. Хм. Это необходимо, чтобы претендовать на наследство?

— Нет... но... у Вас довольно много домов во Франции, и еще особняк.

— Особняк?

— Да, всю информацию о Вашей собственности Вы получите в более официальной обстановке. Я просто счастлив, что мы наконец-то можем сдвинуть это дело с мертвой точки.

— Да, и я тоже.

Он протягивает мне руку через стол для нового рукопожатия.

— Мисс Мерсье, добро пожаловать в мир богатства. Я с нетерпением жду возможности в ближайшее время выступить в качестве Вашего доверенного советника.

Я снова прыскаю от смеха, и могу лишь догадываться, какая глупая улыбка застыла сейчас у меня на лице.

40 . Дэймон

Я смотрю в иллюминатор самолета на то, как Лос-Анджелес превращается в разноцветный холст из сплошных пятен и линий. Мою руку сжимает холодная, потная ладонь и, повернувшись, я вижу рядом неподвижно сидящую Айви. Она зажмурила глаза и, впившись пальцами мне в кожу, шумно дышит через нос.

— Почти всё, — шепчу я, пытаясь скрыть улыбку.

— Я могу летать на самолетах, только не взлетать.

Давление, кажется, ослабевает, и знак «Пристегнись» наконец-то гаснет.

Айви облегченно вздыхает и открывает глаза.

— Вот так-то лучше.

— Я же тебе говорил. Пара пустяков.

Она приподнимает наши сцепленные руки и внимательно их разглядывает.

— Прости, — Айви ослабляет хватку и целует тыльную сторону моей ладони, на которой остались глубокие серповидные борозды от ее ногтей. — Теперь все в порядке.

— Хорошо.