Освобождение

– Да, просто интересно, как это у вас – первый старший брат, второй брат – старший, третий…

– Это у нас обычай такой, у нас в семьях много детей… Он был ему, – Лао Чжан кивнул в сторону Толстого Чжана, – третий старший брат, у них один год разница, но он пропал в тайге, давно, ему было лет шесть, семь… или немного больше…

– Вот как?

– Да, это было году в двадцать втором, не помню точно…

– Ты правильно говоришь, в двадцать втором, в это время ты уже был в Сахаляне… – подтвердил Толстый Чжан.

– …он с мальчишками, наша семья жила недалеко от границы, через Уссури, пошёл собирать черемшу, и никто не вернулся, то ли тигр убил, то ли… не знаем, он пропал. А другие говорят, в Хабаровске стал… – и он перешёл на русский язык, – больсой капитана…

– Белый рис кусай… – мечтательно добавил Толстый Чжан.

Лао Чжан, услышав это, повернул к брату лицо, и у него было такое выражение, что, если бы они были моложе и рядом никого не было, Лао Чжан врезал бы ему хорошего подзатыльника, по крайней мере, – и Степан это увидел, – Толстый Чжан слегка пригнул голову.

Когда Степан всё это услышал, то внутренне возликовал: «Живы будем, верну я вам брата!»

Когда всё обсудили, Лао Чжан попросил разрешения обратиться к Степану с вопросом:

– Капитана, спроси больсой капитана, Асакуса – моя?

Степан понял.

– Моя спроси «большой капитана», только когда «большой капитана» прибудет в Харбин. А что ты с ним сделаешь, если он тебе достанется?

– Два рас убей!

Степан не ответил, нужно было сменить тему, и он спросил, удалось ли снять квартиру на Гиринской.

– Да, завтра утром можно туда зайти.

Перед тем как лечь спать, договорились, что по всем намеченным точкам до определённого сигнала, который может поступить в ближайшее время, будут стоять только дежурные смены, а пока что все находятся на базах без особых шевелений.

Асакуса распахнул полы дзюбана – тонкий шёлк нижнего кимоно холодил кожу.

Он всегда любовался, как догорающие угли долго светились мерцающим, переливающимся огнем, и помогал огню, помешивая угли кочергой. Сейчас он отложил её и смотрел, как огонь сам находит путь и гуляет по поверхности углей, и не мешал ему.

Сегодня к полудню пятницы, 10 августа, он получил шифротелеграмму из Мукдена от начальника 2-го отдела Разведывательного управления штаба Квантунской армии, который сообщил, что рядом с императором образовались две партии: одна премьера Судзуки – она была за то, чтобы принять условия Потсдамской конференции. И другая. Ею руководили военный министр Анами и начальники Генеральных штабов армии и флота Умэдзу и Тоёда. Они тоже соглашались принять условия союзников, но только в том случае, если те пообещают сохранить монархию, дадут Японии право разоружиться самой, позволят самим наказать военных преступников, откажутся от оккупации островов и не введут войска в Токио.

На татами рядом с коленями у Асакусы стояли мудрец Фукурокудзю – слева, и леший Тэнгу – справа. Глядя на них, Асакуса только сейчас увидел, что между ними как раз поместился бы его короткий меч – вакидзаси. Он взял Фукурокудзю и Тэнгу в руки.

«Кто из вас кто? Ты, Фукурокудзю, – премьер Судзуки, а ты, Тэнгу, – министр Анами или наоборот?»

Ещё в шифровке было сказано, что относительно Дяди Асакуса может принять любое самостоятельное решение.

* * *

Сорокин и Юшков сыграли уже четвёртую партию.

В дверях гостиной босиком, в исподнем появился заспанный повар-охранник:

– Ну что вы, ваша милость, так надымили, продохнуть нельзя…

Юшков встал и молча подошёл к охраннику:

– Проветришь! Тоже мне «милость» нашёл, что я, барин? – и перед его носом громко захлопнул дверь.

Он вернулся к доске и сделал ход, – эту партию он выигрывал, – глянул на Сорокина и задумчиво произнёс:

– Вот! Видите? Надо снотворное-то!

– Охранник прав, если бы мы так не дымили, он бы не проснулся.

– А и надо, чтобы не проснулся. Если вы сейчас ошибётесь, я поставлю вам мат!

Сорокин смотрел на доску.

«Мат, говорите, ваша милость? Мат, значит!» Он уже видел, что какой бы ход он ни сделал – партия проиграна, поэтому, чтобы не терять лицо, этому он научился у китайцев, он положил короля.

– Ну вот, друг мой, ваше – правильное решение! – Юшков смотрел на выигранную партию и потирал руки. – Всегда бы так!

Он сходил на кухню и принёс графин с водкой, овощи и холодное мясо.

– Ну вы, как обычно, не будете… – то ли вопросительно, то ли утвердительно сказал Юшков.

Сорокин распрямил спину, в это время зазвонил телефон, и Юшков схватил трубку.

– Алло! Слушаю вас! Передать трубку? Сейчас, да, он на месте… – Юшков обратился к Сорокину: – Это вас!

Сорокин вопросительно посмотрел на Юшкова, Юшков пальцами растянул уголки глаз и стал хромать на одну ногу.

Сорокин встал и подошёл к телефону:

– Слушаю… хорошо… понял!

– Что? Чего он хочет?

– Нам с вами придётся переехать… идите одевайтесь и собирайте вещи.

– Все?

– А у вас их много?

– Нет, но есть и зимнее и летнее…

– Зимнее не надо, там тепло.