Освобождение

– Не оставьте вашей милостью, господин хороший…

– Вылезай! – сказал Сорокин и сделал шаг в сторону.

Охранник с трудом вылез, после удара и падения его шатало.

«Прямо Гришка Распутин, крепкий мужик!»

– Собери в эти коробки всю еду, которая есть в доме! – приказал Михаил Капитонович.

– Так её много, еды… – охранник кряхтел и оглядывался, – есть свежая: овощи; есть мясо вяленое и копчёное; куры копчёные; есть консервы, сухари, водка…

– Вот всё и давай!

Сорокин сел и наблюдал, как охранник собирает еду.

– Теперь неси всё это в машину!

Вместе с охранником Сорокин перенес в машину пять коробок, наполненных едой, и, когда охранник наклонился в багажник укладывать их, Сорокин ударил его по голове, пока охранник оседал, он поддержал его и усадил на заднее сиденье. В Фуцзядяни он насквозь проехал Пятнадцатую улицу, выехал на берег Сунгари и стащил охранника в воду.

– Вот теперь ты не опасен и без снотворного. Был, и нету! Те самые концы, которые – в воду!

Михаил Капитонович запыхался, обмыл лицо водой прямо из реки, нашёл длинную палку и оттолкнул тело охранника от берега, к которому его прибивало течением. Минуту он стоял и смотрел, как белое пятно одетого в исподнее охранника относило течением.

Он вернулся в заведение мадам Чуриковой и, не зажигая свет, на ощупь поднялся по лестнице, звуки его шагов тонули в толстой шерсти ковровой дорожки – в доме было тихо.

«Куда он делся?» – подумал Михаил Капитонович.

Он открыл дверь каминного кабинета, зажёг зажигалку, в кабинете было пусто, он подошёл к кровати, она была не смята, тогда он вышел в коридор и прошёл в сервировочную. Юшков сидел за столом и спал, положив голову на руки. За его спиной на буфете стояла керосиновая лампа, Михаил Капитонович плотно задвинул шторы, тихо снял её, открыл стеклянный плафон и чиркнул зажигалкой. Юшков вздрогнул и вскочил.

– Что вы так вздрагиваете, Эдгар Семёнович? Это я!

– Бр-р-р! – Юшков затряс головой. – Что-то вы долго, а может быть, я заснул…

– Да уж! Вы заснули. Идите за мной, надо из машины забрать продукты.

– Ха, продукты! Продукты – это хорошо, я голодный!

Сорокин уже шагнул к двери и оглянулся, Юшков мелко суетился руками и перетаптывался, его шевелюра в свете керосиновой лампы была похожа на поднятую на дороге пыль, он повернулся боком, и Сорокин увидел, как на его шее прыгает кадык.

«И вправду, что ли, так проголодался? Только непонятно – отчего!»

Они несколько раз спускались к машине и поднимались в дом, наконец они перетащили всё, что было, Юшков особенно оживился, когда в одной из коробок брякнули полные бутылки.

– Вот это шанго! Так китайцы говорят? Шанго? Я правильно понял, «шанго» – это «здорово», да? По-ихнему!

– Шанго, шанго, по-ихнему, Эдгар Семёнович!

– А что с этим, с охранником? Вы его отпустили?

– Отпустил, на все четыре стороны! – Сорокин сказал это, поднимаясь по лестнице и неся в руках тяжёлую коробку, однако он и сам заметил, что его голос был мрачноват.

– Или?..

– Что – или?

– Ладно, давайте скорее уже сядем за стол, у меня в животе урчит на весь квартал, всех китайских проституток разбудим! – Юшков хохотнул, тоже с тяжёлой ношей, он, переступая длинными ногами через три ступеньки, обогнал Сорокина.

Когда всё было разобрано, Юшков проявил неожиданную хозяйственность, сам растолкал по полкам банки с консервами, накрыл влажным полотенцем свежие овощи, нашёл вощёную бумагу и большую супницу и уложил туда вяленое и копчёное мясо, потом из буфета вынул тарелки и приборы и накрыл стол.

– Вот только жалко, что выпить с вами в компании не придётся, вы же не пьёте?

Сорокин наблюдал за ним и не мог скрыть удивления оттого, что в руках «комбрига» всё получалось так ловко. Он сам никогда не придавал значения тому, что такое быт: надо было есть, он ел, надо было поесть из чистой тарелки, он вытаскивал из шкафа иногда последнюю чистую тарелку и ел. На столе у Юшкова было даже красиво, а в слабом свете лампы – и уютно.

– Ну что, Миша, за скорое освобождение?

Сорокин вздрогнул от такого панибратства, кивнул и стал разбирать еду: хлеб, нарезанное мясо, овощи… он устал и хотел спать, но надо было, чтобы Юшков скорее напился и уснул первым.

Юшков подряд выпил три рюмки, приговаривая, что «ничто так не старит офицера, как опоздание со следующим тостом», закусывал аппетитно, жевал, набивал полный рот, хрумтел огурцами и листьями свежей китайской капусты, рвал зубами копчёное мясо.

– Так что же вы сделали с охранником? С этим олухом некурящим? – Юшков спросил это с полным ртом. – Я имею в виду, что его надо было где-то так спрятать, чтобы его долго не могли найти! Вы меня понимаете?

Сорокину было лень отвечать, он медленно ел и молчал.

– Однако я сомневаюсь, чтобы вы просто так его отпустили…

Сорокин поднял на него глаза.

– Вы уж извините меня, как же он пойдёт в комендантский час? Если его прихватят и отправят в жандармерию, он там расскажет…

– Что он там расскажет?

Юшков стал ему надоедать.

«Скорей бы напился!» – подумал Михаил Капитонович и налил ему полную.