Освобождение Атлантиды

Некоторые говорили, что у их лидера имеется особенное оружие. Драгоценный камень, способный разрушить их собственный вид и обладающий достаточно сильным устрашающим эффектом, чтобы заставить даже самого смелого из них оставить его в покое. Здесь истории и сплетни старались распространиться со скоростью света, но Конлан хотел, чтобы они занялись расследованием. Пребывая здесь, они ночевали под открытым небом как настоящие колонисты.

Или как Вэн представлял это себе: шпоры, крупа и всё в этом духе. Джастис покачал головой, улыбнулся и оглядел маленький, скромный лагерь. Когда они его ставили, то пытались замаскировать. Скрыть ровно настолько, чтобы заранее услышать условный сигнал церковного колокола; и устроиться достаточно далеко для того, чтобы казаться безвредным любому вампирскому стражу.

И вот теперь они ждали. Оказалось, что в жизни воина ожидание занимало больше времени, чем Джастис когда‑либо мог предположить. Это было первопричиной того, что он начал вырезать. Это был лишь способ чем‑то занять свой ум перед шумом столкновения и яростью сражения.

Он долго вертел кусок дерева в руках, задаваясь вопросом, какую форму обретет эта гладкая древесина. Маленькая тележка, большое, круглое яблоко и лошадка, которые он уже закончил, завернутые в лоскут атлантийского шелка лежали на его свернутом в седле одеяле.

Бастиен, с тарелкой жареного мяса и неизменных бобов в гигантской ручище, присел возле него и указал кивком головы на брусок, принимая преувеличенно вожделенный вид.

– Как насчет хорошенькой, фигуристой женщины?

Джастис засмеялся и покачал головой. Ни один из колонистов, которые имели тенденцию убегать при виде Бастиена, не поверит, что он склонен шутить, находясь среди своих друзей‑воинов. Одного только вида воина почти семифутовой высоты зачастую было достаточно для того, чтобы устранить любую неприятность прежде, чем та даст о себе знать. Во всяком случае, любую человеческую неприятность. Надо нечто большее, чем просто вид нескольких атлантийских воинов, чтобы заставить любого из врожденных оборотней хотя бы приподнять бровь.

А вампиры? Они были уже мертвыми и, должно быть, полагали, что у них не много шансов на поражение.

Вэн бросил в огонь еще одну ветку.

– Ты говоришь о том, что для Джастиса единственный способ получить женщину – это вырезать ее? – вызывающе произнес он.

Джастис проигнорировал их, позволяя подшучивать над собой, в то время как сам пытался прислушаться к древесине в своих руках. Стремясь почувствовать и услышать то, что она ему говорила.

Он не станет вырезать женщину. Это будет что‑то намного примитивней.

Проще.

Что‑то, что ощущается как дом и перекликается с прохладными глубинами моря. Память о принадлежности, которую воин всегда держал в уме, обязывала его охранять это пыльное, скалистое бесплодное место.

Он закрыл глаза и исследовал своими пальцами очертания кусочка дерева. Вдруг на него снизошло озарение, что, впрочем, всегда с ним случалось.

Рыбка. Это была рыбка.

Он мог чувствовать, как покраснели его уши. О, Посейдон, они задразнили бы его до смерти из‑за этого. Среди всех существующих предметов именно рыба, черт возьми.

Но это было тем, чем было; он давно научился даже не пробовать придать резьбе ту форму, которая отличается от подсказанной ему самим деревом. В любом случае, эта рыбка будет необычной. Такой, как и та, что прибыла из необъятных глубин, где лежит Атлантида, скрытая и выжидающая.

Долгие тысячелетия ожидая дня, который может так никогда и не настать.

Впрочем, он сосредоточится на рыбке. Никакой политики. Не сейчас. Эта рыбка никогда не увидит даже самый незначительный просочившийся через море проблеск солнечного света. Школы у них плавали около купола, и дети любили наблюдать за панорамой водоворотов. Когда огни Семи Островов достигали их, те пылали богатым, прозрачным зеленым цветом.

Изумруды, омытые лунным светом.

Как будто в ответ на его раздумья, перед мысленным взором предстало лицо. Женщина. Смеется, но глаза несут печать вселенской печали.

Ее изумрудные глаза.

Бастиен подтолкнул его плечом, и видение исчезло. Джастис не знал, чувствовать ему облегчение или сожаление. И так и не пришел ни к одному варианту.

– Замечтался о деревянной женщине, мой друг?

– Нет, не о женщине. Лишь о рыбе.

Игнорируя их смех, он склонил свою голову к бруску. Он мог видеть это даже теперь. Видеть изящные линии ее лица.

Нет. Не ее лицо. Рыба. Только рыба.

И все же…

И все же, каким‑то образом, гораздо большее. Так или иначе, что‑то – кто‑то – сверкал, как изумруды на задворках его ума.

Он закончит рыбку за несколько дней, а потом, может быть, подарит ее одному из местных детей. Нет никакого смысла в том, чтобы оставить ее себе. Никаких причин забрать с собой в Атлантиду.

В конце концов, мечты об изумрудах в сторону, это всего лишь рыбка.

Глава 6

Наши дни, Пустота

В темноте раздался какой‑то звук, для ушей, отвыкших от каких‑либо шумов, прозвучавший словно скрежет. Вдали что‑то проревело, вблизи послышались прерывистые вздохи. Что‑то крупное двигалось во тьме.