Освобождение (ЛП)

Стараясь не смотреть на растянувшегося у меня на кровати Кэлвина, я иду на кухню, где некогда чистый стол и кухонную стойку теперь украшают пивные бутылки, разбросанные карты и переполненные пепельницы. Потирая рукой лоб, я сдерживаю себя, чтобы не сорваться, и вытаскиваю из-под раковины скомканный пакет для продуктов. Под звон бьющихся друг о друга бутылок я убираю этот бардак, но доносящийся из соседней комнаты храп Кэлвина подтверждает, что он слишком пьян, чтобы это услышать. Я ставлю пакет с пустыми бутылками на стойку рядом с подставкой для ножей и вытаскиваю один из них из набора. Если верить рекламе, это самая острая в мире марка ножей. Думаю, поначалу он даже не почувствует, как лезвие погружается в его тело. Может, ощутит только легкое жжение и стекающую по коже теплую кровь.

Крепко обхватив рукоятку, я на цыпочках возвращаюсь в спальню и нависаю над ним.

При каждом вздохе его спина поднимается и опадает. Он спит, совершенно не подозревая о переполняющим меня желании вонзить лезвие прямо ему в позвоночник. Возможно, это тут же его обездвижит. Я как-то читала историю болезни одного человека, который получил ножевое ранение в шейный отдел позвоночника, и у него моментально наступил паралич. Если бы его ударили поточнее, это могло бы его убить.

Я впиваюсь глазами в изгиб шеи Кэлвина и, сильнее сжав нож, дохожу до того, что поднимаю его над головой, но тут вдруг замечаю движение.

Кэлвин фыркает, поворачивается ко мне лицом, и я, вздрогнув, прячу клинок за спину. Кэлвин приоткрывает веки, но, похоже, не замечает, что я стою рядом. Через секунду его глаза снова закрываются.

Я прерывисто выдыхаю и, не сводя с него глаз, снова пячусь в сторону кухни. У меня в голове крутится ураган мыслей, но ни одна из них не выражает никакого раскаяния за то, что я только что чуть его не убила. Вместо этого я стою, ошарашенная тем, как легко могла бы покончить с этим кошмаром, как быстро бы навсегда вычеркнула его из своей жизни. Как на самом деле тонка грань между нормальным человеком и хладнокровным убийцей. За эти доли секунды я потеряла бы все — любимую квартиру, работу, множество вещей, которые собирала годами, как мой заветный граммофон и целый гардероб винтажной одежды.

Все, кроме своего достоинства и самоуважения.

Своей свободы.

Насколько иной была бы сейчас моя жизнь, не заключи я много лет назад эту сделку?

Быстро взглянув на часы, я вижу, что уже час дня. Скоро в больнице начнется моя смена, и мой день, вне всякого сомнения, пролетит, как всегда. Только сегодня я гораздо опаснее, чем вчера.

5 . Дэймон

Мои поиски безуспешны. Не то чтобы мне хотелось найти на Энджелс Пойнт труп ребенка, но если бы этот человек ее там закопал, то по меньшей мере, кто-нибудь об этом узнал. Во всяком случае, ее смерть не осталась бы совершенно незамеченной.

С первыми лучами солнца я отправился на утреннюю пробежку до изрисованной граффити обзорной площадки, с которой виден весь город. Не будь я всецело поглощен поисками останков маленькой девочки, то возможно полюбовался бы захватывающими дух видами, но вместо этого я покинул площадку, гадая, не померещилось ли мне вообще это все. Не был ли этот вошедший в исповедальню человек всего лишь призраком, посланным Богом за тем, чтобы испытать мою веру и преданность.

Утренняя месса, казалось, прошла на автомате, у меня в голове роились самые разные мысли, и пока я произносил свою проповедь о грехе, Божьей милости и сострадании, боялся случайно выболтать их всей пастве. Я решил пережить свой день, поработать у себя в приходе, а затем вечером, после своего собрания по безопасности на улице, возобновить поиски дочки Эймсов. В конце концов, Лию Эймс до сих пор не нашли. Уже одно это заинтриговало меня до такой степени, что мне приснилось, будто я отыскал ее кости и проснулся в холодном поту.

Я направляю свой Шевроле «Импала» на стоянку общесоматической больницы Лос-Анджелеса, куда меня вызвали вознести молитву и поддержать семью лежащего в коме ребенка, который упал в бассейн и чуть не утонул. Я как всегда пришел рано. Всё это результат того, что прежде чем принять духовный сан, я много лет работал на стройке и вставал до восхода солнца. Зажав в руке ключи, я выбираюсь из машины и, попав в вестибюль больницы, прохожу мимо машущего мне охранника. У меня в приходе три больницы и несколько домов престарелых, поэтому за последние пару месяцев я быстро стал здесь своим.

Пройдя по коридорам, я направляюсь в отделение общей хирургии и останавливаюсь у лифта. Ко мне, прихрамывая, приближается женщина с шоколадным лабрадором, видимо, со своей собакой-поводырём. От моей доброжелательной улыбки ее мрачное выражение лица, похоже, смягчается — выражение, которое мне слишком хорошо знакомо. Полагаю, ей не очень комфортно в присутствии священника.

— Кто-то умер? — спрашивает меня она, поглаживая настороженно сидящую собаку.

— Хм, нет. Я здесь лишь для того, чтобы помолиться за ребенка и поддержать его семью.

— Я подумала, что Вы тут кого-то отпеваете или типа того.

— Нет. На этой неделе я буду молиться о выздоровлении.