Освобождение шпиона

В конце концов Бруно стал городской знаменито­стью. Его портреты не сходили с газетных полос, он выступал в различных телепередачах, мелькал в гла­мурных журналах. Его даже пригласили на знамени­тое ток-шоу, посвященное проблемам борьбы с тер­роризмом, где он отправил в нокаут ведущего, по не­осторожности назвавшего его «карликом». После этого эфира слава Бруно зашкалила, на него посыпа­лись многочисленные предложения: от места бой­френда одуревающей от неуемной жажды славы свет­ской львицы до участия в «боях без правил» или при­глашения в телохранители.

В конце концов он поступил на приличный оклад в службу безопасности очень известного предпринимате­ля, который коллекционирует раритетные самолеты И хоккейные клубы. Собственно, как утверждают Поляк и Колыма (Бруно не зазнался и иногда встречается с ними в шашлычной на Ярославском вокзале), вся его работа состоит в том, чтобы составлять хозяину компа­нию в застольях, развлекать публику историями из сво­ей богатой событиями жизни, а также веселить или до­водить до слез пресыщенных гламурных дамочек. Хотя иногда приходится доводить их и до оргазма. Но это происходит уже за рамками официальных мероприятий и его непосредственных обязанностей. И, естественно, оплачивается не хозяином, а самими заказчицами... Хотя Бруно не сетует на это обстоятельство.

Глава 11 Обречен на вербовку

Рязань—Москва

Занесло его сдуру в командировку на «Рязаньспецприбор» — поставщику по тысяча четвертому проекту. Сам напросился. Отдохнуть от всего, напиться спокой­но, блядки какие-нибудь замутить, в конце концов. А что — Наташке можно, а ему нельзя? Вот то-то. Спра­ведливость должна быть. Во всем.

Уехал рано утром, будить ее не стал. В дверях уже по­чудилось, будто позвала. Но возвращаться не хоте­лось - дурная примета, да и опаздывал уже. Так и по­шел. Никогда потом простить себе этого не мог.

Ладно. В общем, там, в Рязани, все нарисовалось лучше некуда: с утра на заводе, обед у генерального до­ма, а вечером - ресторан и дым коромыслом. Подцепил себе двадцатитрехлетнюю Оксану из конструкторского бюро, веселую разбитную девицу, совершенно без ком­плексов, но с грудью четвертого размера.

День так прошел, и второй, и третий. Спал Семаго мало, но как-то посвежел с лица, да и мозги в порядок привел. А чего париться, в самом деле? Еще не старый, при деньгах, полностью состоявшийся мужчина... Классный спец, кстати, один из лучших в мире. В са­мом ЦРУ, вон, пылинки готовы с него сдувать, в жопу целовать, чтобы только передал пару мегабайт инфор­мации. А как он будет смотреться через пару лет вла­дельцем собственной виллы на берегу океана! Хо! Ка­питаном собственной яхты! Загорелый, мощный, валь­яжный, уверенный в себе! Это он — Семаго, а не кто-нибудь другой. Он и есть!

Каждый день созванивался с Наташкой: дела, здоро­вье, то-сё... но как-то без настроения. Не получалось с настроением. Семаго понимал, что она там, наверное, снова пустилась во все тяжкие, трахается на капоте с этим своим Гариком. Чего тут себя обманывать... Ну, и хрен с ней. Зато Оксанка, хоть и молодая, а под ним на­волочку в клочья рвет. Значит, не в нем дело. Значит, На­ташка просто не понимает своего счастья. Дура. А раз ду­ра, значит, Семга вполне может обойтись и без нее. Най­дет себе помоложе да погрудастей. У нас, у миллионеров, так принято - вилла, яхта и красивая молоденькая сучка рядом. А то и „не одна. Вот так-то, Наташка! И трахайся со своим Гариком на здоровье в позе «зет»!

А потом раздался звонок из Москвы. Вечером, за ужином. Гуляев звонил по мобильному.

— Ты, Серега, не волнуйся только, — говорит. — На­ташка твоя в аварию попала.

— A-а? И чего? Машину расхерачила? - крикнул Семга.

У него столик возле самой сцены, а там саксофонист прямо в ухо ему гудел.

— Да, Серег. Расхерачила... — сказал Гуляев и как-то странно запнулся.

— Вот блин. Ладно. А чего сама не позвонила? Боит­ся?

И Гуляев опять загундосил:

— Ты, Серега, только это... Только, главное, не вол­нуйся...

— Да говори толком, что случилось! — гаркнул на не­го Семаго.

Он встал, показал своей соседке глазами: сейчас вер­нусь. Она улыбнулась, губы сделала так: чмок. Семга тоже улыбнулся, но уже мертвой механической улыб­кой. Он уже понял. Гуляев говорил все это время, гово­рил. Семаго вышел из зала, ходил кругами по холлу, прижимая телефон к уху, ничего не соображал. Потом забрел в туалет, заперся в кабинке. Опустил сиденье, сел. Заплакал.

— Слышь, Серег. Не надо...

В левом ухе у него поселился маленький Гуляев, бе­гал там, как таракан, жалил его и жалел одновременно.

— Слышь, я специально в «скорой» спрашивал... Они сказали, все мгновенно произошло, она не мучилась ни секунды. Повезло, говорят... Вот они перед этим жен­щину од ну с ожогами принимали...

— Да пошел ты со своими ожогами!!! — взвыл Семга.

— Ладно! Хорошо! Правильно! — обрадовался, засту­чал лапками маленький Гуляев.