Освобождение шпиона

Никаких следов они не нашли и через час верну­лись на пост. Вскоре Кружилину понадобились тор­цевые ключи (он все еще пытался оживить генера­тор), ключи эти вроде были где-то в технической, в одном из нижних ящиков. Кружилин искал их там и нашел под верстаком начищенный до блеска, пахну­щий салом Борисенкин сапог. В сапоге была кровь — целый стакан, наверное, набрался бы, — а на кирзо­вом голенище, которое всегда было глаже и холенее иной солдатской рожи, виднелись рваные дырки и глубокие царапины, словно их грызла собака или рвал когтями орангутанг.

Кружилин позвал Климова и остальных. Перерыли всю палатку. Следы крови обнаружили на шкафу с ин­струментами и на дальней стене, как раз за верстаком. Худаков предположил, что Борисенко от кого-то пря­тался в том углу, и там же его, значит, и того... прищучи­ли. Кто? Диверсанты, кто ж еще.

* * *

Когда умер Каськов, все отнеслись к этому с мрач­ным спокойствием. Он все равно лежал как мертвый, а сейчас его просто убрали с койки в жилой палатке и скатили по доскам в разлом, в желтовато-зеленый горя­чий туман. Вообще-то делать это Климов не имел ника­кого права, труп следовало сохранить и передать ко­мандиру подразделения вместе с рапортом и объясне­ниями очевидцев. И тот факт, что останки помощника командира горят сейчас на самом дне открывшейся пе­ред ними преисподней (или все еще летят туда, кто зна­ет), наглядно подтверждал, что сам взводный больше не верит в благополучный исход.

Разумовский встал с постели на пятые сутки. Его ед­ва хватало, чтобы перейти из одного конца жилблока в другой. Он высох, пожелтел, кашлял отрывистым воро­ньим карканьем, и у него что-то сделалось со слухом. Худаков сказал, что в Бункере должен быть склад меди­цинских препаратов, там, как он слышал, имеется даже «сталинская сыворотка», о которой в народе ходят ле­генды. Климов приближаться к Бункеру запретил.

Воздух постепенно сделался густым и тухлым, как под горячей периной. Даже спичку зажечь проблема, кислорода не хватает. Генератор стоял мертвый, масля­ная лужа под ним покрылась пылью и мелким мусором и стала похожа на коровий блин. Привести его в чувст­во Кружилин так и не смог, несмотря на активную по­мощь и поддержку старшего лейтенанта Климова, ко­торый размахивал пистолетом над его головой и во всю глотку крыл матом.

Бак с водой, а также запасы хлеба и тушенки взвод­ный держал в своей палатке, под замком, выдавал паек самолично в руки каждому. Сколько запасов осталось, никто, кроме Климова, не знал. Через полторы недели тушенка закончилась (даже в виде легкого белого нале­та на кусочке хлеба), норма воды сократилась до ста граммов в сутки.

— Раньше бойцам чистым спиртом эти сто граммов выдавались! — невесело пошутил Худаков.

Но, как ни странно, труднее всего оказалось без света. Два фонаря с рабочими батарейками использовались только в исключительных случаях — при заступлении в караул, например. Все остальное время взвод проводил в полной темноте. Отсутствие света равнялось отсутствию мира, все равно что небытие. Обычный серый москов­ский день казался чем-то фантастическим, несбыточным, прогулка по слякотному Арбату рисовалась в воображе­нии, как отпуск на южном побережье Крыма...

Опять-таки в Бункере было всё: и еда, и вода, и бата­рейки, и новенький генератор (а то и не один!), и ору­жие, и много чего еще. Стоит только открыть стальную гермодверь, и жизнь сразу наладится, да и не только жизнь — служба! Та самая служба, ради которой они торчат здесь!

— Ну послушай, Климов, ведь мы все здесь загнемся скоро, — опять увещевал лейтенанта Худаков. Говорить было трудно, все равно что выплевывать себя по кусоч­кам.

— Какой в этом смысл? А там есть все, что нужно, и как раз на такой случай, на случай катастрофы.

— Никакой катастрофы нет, — твердил Климов. — Нам не было приказа.

— Так ведь и помирать нам тоже приказа не было. А мы помрем* И «шестой» останется без охраны. При­ходи кто хочет, бери, что хочешь. Уж лучше открыть этот Бункер, и все дела...

— Это паникерство, Худаков! Мы на службе, а не на экскурсии! Надо терпеть — так терпи, солдат! А то тебе и спирту еще захочется, и бабу, чтобы службу нести комфортней было!

— Да какие там бабы... Не о том ты, Климов, беспо­коишься...

— Я тебя предупреждаю, Худаков, и остальных тоже: кого увижу возле Бункера — сразу пулю в голову, без предупреждения. Вот так вот!

Кружилин в конце концов смастерил масляный светильник из старой пулеметной гильзы. Света он почти не давал, зато давал много копоти и вони, ко­торые висели в неподвижном воздухе сутками, нику­да не деваясь. И еще он сжирал кислород. При его ту­склом мерцании Кружилин пытался наладить радио- точку, которая, как он уверял, питается по «автоном­ной линии в титановой оплетке» и вообще на объек­тах такого ранга должна быть конструктивно неубиваема... Если, конечно, есть источник сигнала. То есть радиостанция. Но судя по тому, что радиоточка молчала, сигнала могло и не быть. И Москва, значит, и весь привычный мир превратились в оплавленные атомным пламенем руины.