игнорируем факт, что другие виды обладают определенными комплексами социальной
жизни, и нельзя воспринимать отношения в мире животных только как связи на почве
примитивных инстинктов и потребностей. Когда человеческие существа заключают
брачный союз, мы привычно считаем это логическим венцом любви между ними и мы
очень остро воспринимаем ситуацию, когда пара человеческих существ теряет друг
друга вследствие смерти одного из супругов. Когда же другие животные объединяются
в пару для совместной жизни, мы говорим, что это просто проявление инстинкта,
заставляющего делать это. И если охотник или траппер с капканами убьет или захватит
животное для исследований или для продажи в зоопарк, мы не рассматриваем такой
факт, что это может быть один из супругов и они будут страдать из-за внезапного
исчезновения одного из них. Совершенно подобно этому мы твердо знаем, что в
человеческом обществе забрать у матери ребенка — трагедия для обоих. Но ни фермер,
ни владелец питомника по выращиванию комнатных и подопытных животных не
проявляет ни малейшего сочувствия ни к матери, ни к детям ее (если они не люди),
когда запросто разделяют их в соответствии с потребностями своего бизнеса.
Странно наблюдать, как люди часто и охотно объясняют сложные формы поведения
животных как «просто следствие инстинкта», и тем не менее в незаслуживающей
сравнения подобной ситуации в человеческой среде те же самые люди будут всегда
игнорировать или не замечать простых инстиктивных действий в поведении человека,
совершавшего те или иные поступки. Это, в частности, часто говорят о несущихся
курах, забойных телятах и собаках, содержащихся в клетках для научных целей,
мотивируя тем, что они не испытывают страданий, т.к. никогда не знали иных условий.
Животные, однако, ощущают настоятельную потребность в движении, чтобы
распрямить их конечности или крылья, обслужить себя, повернуться вокруг, жили или
нет они ранее в таких условиях. Стадные или стайные животные ощущают
мучительное беспокойство, оказываясь в изоляции от особей своего вида, хотя они,
возможно, «никогда раньше не жили в таких условиях», и стадные или стайные
животные могут ощущать то же самое из-за невозможности осознать свою
индивидуальность через контакт с другими индивидуумами. Подобные стрессы могут
приводить к разным формам расстройств в том числе и к такому пороку, как
каннибализм.
Широко распространенное игнорирование природы поведения животных
поддерживается теми, кто готовит себе лазейку ускользнуть от критических упреков,
говоря после содеянного ими: «Ну что вы хотите, ведь это же не люди». Да, это не
люди, но это и не машины для превращения кормов в мясо и не аппараты для научных
экспериментов. Удивительно, как далеко наше собственное сознание отстало от
современных данных зоологов и экологов, которые месяцами, а иногда и годами
наблюдают животных с блокнотами и кинокамерами. Такое отставание порождает две
опасности: первая, это благодушный сентиментальный антропоморфизм, и она менее
опасна, чем опасность вторая — воспользоваться подручной, самообслуживающей
идеей, что животные — это просто массы органического вещества большего или
меньшего размера, которые мы можем согласно круговороту веществ в природе
направлять далее для превращения в гумус любым способом, удобным для нас.
Разумеется, делается немало других попыток поиска теоретического базиса для
оправдания нашего обращения с животными. Одна и небезуспешная из них — это
взывать к биологическим особенностям животных. Так, говоря о вегетарианстве, часто
можно услышать в ответ, что сами животные убивают других с целью питания, почему
же мы не можем делать это также? Такие аналогии далеко не новы, еще в 1785 году
Вильям Пэли опровергал ложность демагогических заявлений, что пока, мол, человек
будет воздерживаться от убийства, другие животные не будут делать выбора, убивать
или нет. Подобные нападки на вегетарианцев неадекватны уже в своей логической
основе: надо лишь осознать, что если даже существуют животные, которые потребляя
преимущественно растительную пищу, иногда прибегают к убийству тоже с целью
питания, это не должно служить основанием и моральным оправданием для нас, чтобы
делать то же самое. Ведь только что защитники данной концепции били себя в грудь,
доказывая неизмеримое верховенство человека над животными как существа высшего
разума и божьего помысла, и вдруг они опускаются до уровня копирования пищевых
цепочек в биоценозах диких животных, забывая о возвышенных, духовных, моральных
ценностях человечества. Скажем далее, что животные не в состоянии найти разумные
альтернативы в части питания в сложившихся ценозах, в том числе отражающие
нравственную сферу несправедливости всякого убийства даже ради питания. К