<...> Есть такое соревнование: бег в мешках. Хорошо выглядит в этом соревновании не тот, кто хорошо бегает, а тот, кто хорошо бегает в мешке. И вот мешки сняли... Одни ушли вперед легко и свободно, а другие так и стоят в недоумении: зачем сняли? Ведь была простая и ясная установка: печатать про достижения, а про загрязнение Ладожского озера — нельзя, про карьеризм и круговую поруку ответственных товарищей — нельзя, не говоря уже про «культ личности».
<...> Нам, сотрудникам редакции, стыдно и больно говорить о том, но факт есть факт: «Звезда» оказалась на обочине жизни.
<...> И вот, наконец, заявление об уходе оглашено, оформляется персональная пенсия...
<...> Прошел месяц, второй. Решение не принималось. Зато поползли слухи и домыслы: у обкома, мол, свои соображения на сей счет... Попытка делегации сотрудников журнала выяснить, как обстоит дело с назначением нового главного редактора, тоже не увенчалась успехом. В беседе с ними заведующий сектором культуры A. Попов сказал, что обком думает над этим вопросом и вообще, мол, это номенклатура, вы не очень-то, самодеятельности тут никто не допустит.
<...> Через два дня на открытом партийном собрании редакции люди стали подниматься один за другим и говорить: предлагаем поддержать кандидатуру Г. Николаева. Говорили горячо, открыто<...> А потом вдруг встал партгрупорг редакции
B. Кузнецов и. сказал: «Дорогие товарищи! Друзья! Вы еще ничего не знаете... Сейчас я сообщу вам радостную весть. Сегодня утром нашему дорогому Георгию Константиновичу позвонили из обкома и сказали, что он остается главным редактором еще на несколько лет, до своего 75-летия. Заменить его некем...»
<...> Главный редактор, словно и не было предпенсионной апатии и грусти, развил бурную деятельность по перестройке редакции: «Забудьте, что я был главным редактором 30 лет. Считайте, что вам назначили нового главного редактора. Мне позвонили, мне дали права. Буду менять редколлегию». Поползли слухи: «главный сказал, что уволит полредакции». И редакция притихла...»
Наиболее точно найденные авторами статьи слова — «стыдно и больно». И — надо добавить — тревожно! Как бы ни складывались служебные отношения в редакции, а по-человечески мои, да и авторов статьи, отношения с Георгием Константиновичем были все-таки теплыми. Умел он расположить к себе, имел редкий дар — обаяние. Начнет, бывало, рассказывать о своей нелегкой и пестрой молодости — Баку, Петроград-Ленинград, начало войны — заслушаешься! «Ту» жизнь он знал не понаслышке, с «этой» было сложнее. Тревожно потому, что, несмотря ни на что, его уважали, даже любили и переживали за него (любили как интересного и неплохого человека!).
Казалось бы, тридцать лет отработал, перенес тяжелейший инфаркт, чудом выкарабкался, все время на лекарствах, под угрозой рецидива, ну, уйди ты на покой, перестань дергать близких тебе людей, семью, друзей — нет, не таков был Георгий Константинович...
Зная мои взгляды, ОК КПСС держался за Холопова до последнего. Это была драма, довольно банальная для того времени. Но если позиция Холопова была ясна и даже могла вызвать у кого-то уважение, то столь беззастенчивое и циничное использование больного человека работниками обкома партии с целью оттянуть время и поставить на «Звезду» своего человека, — эта обкомовская «игра» с самого начала сильно отдавала нечистоплотной интригой.
Прочтя статью в «Известиях», я понял, что редакция взбунтовалась и лучшая ее часть ступила на тропу войны против главного редактора. Моим ^первым чувством была досада. Конфликты, борьба — не моя стихия. Всю жизнь я стремился находить взаимоприемлемые решения, компромиссы, уходить от лобовых столкновений с людьми, мыслящими иначе, чем я. А тут меня все круче и круче затягивало в конфликт — помимо моей воли!
Ясно, что статья осложнила и без того запутанную ситуацию в журнале, но, вероятно, она была необходима, так же, как и острое выступление А. Арьева на заседании правления Ленинградской писательской организации, где Арьев в присутствии партийного и литературного начальства жестко «препарировал» ситуацию с журналом и чрезвычайно доходчиво объяснил все причины и следствия сложившегося тупика. Выступление его вызвало болезненную реакцию у начальства и «чувство глубокого удовлетворения» у всех остальных.
Напряжение в редакции нарастало и продолжалось до конца мая 1988 года, когда в Ленинградской писательской организации произошло действительно небывалое событие: 26 мая 1988 года ленинградские писатели на общем собрании выбирали... главного редактора журнала «Звезда».
«...Вниманию собрания были предложены три кандидатуры: писателей Г. Николаева, Ю. Помпеева, Г. Горышина... А потом состоялось тайное голосование. Наибольшее число голосов — 133 (из 188 присутствовавших членов Союза) получил Г. Николаев. Разумеется, это еще не формальное решение о назначении редактора. Окончательный «вердикт» вынесет конкурсная комиссия, а затем секретариат Союза писателей СССР...» (Илья Фоняков, «Редактор по конкурсу» — «Литературная газета», 08.06.88).