Надо идти.
Успел ли я дописать все?...
Сэкономленный доллар
— А вот почему, скажите, Михаил Львович... Я, когда была в Святых местах,... Вы знаете, я в тридцать лет крестилась и сына крестила... Почему я?.. Там есть место, где по преданию Христос оставил след от ступни, когда вознесся... Вы помните, он при своих учениках возносился?... Это же во всех четырех Евангелиях сказано... Они были свидетелями. А это место, как это ни странно, принадлежит мусульманину... — она суетливо хихикнула. - И он берет за вход на его землю с каждого по доллару... Почему я не заплатила? Затесалась в толпу и прошла со всеми мимо хозяина бесплатно. Он не заметил.
— Вы спрашиваете, почему в святом для христиан месте воровали?
— Я так не думала, — отклонила мою прямолинейность укоризненной улыбкой считающая себя интеллигентным человеком Преподавательница музыки.
— Может быть, это символ всегдашнего вашего поведения во всех ваших отношениях со всеми людьми? В том числе и с самыми значимыми для вас? С отцом, с матерью, с мужем, с сыном? Ото всех хотите что-то получить, не заплатив свой «доллар»? Имея все, что имеют любящие люди, остаетесь без ничего, занятые своей хитростью, а не ими? На от-.ща обижены. Матери доказываете, что она плохая мать. Мужа, доказав ему, что он не достаточно возвышен, потеряли. Сын наркоман... Может быть вы во всем, как и в гостях у мусульманина, хотите перехитрить своего Бога!?..
* * *
Ватрушкин всегда работал.
Казалось, он и спал с компьютером.
Как-то ему пришлось выехать на похороны тетки в родную деревню. После отпевания вышел на крыльцо. Огляделся. Леса вдалеке, поля, речка, луг. Простор. Потянулся, говорит жене:
— Я говорил, надо было ноутбук купить. А так чего делать? Пустота какая! От скуки сдохнешь!
— Надо было, конечно. Кто спорит? - виновато отвечала жена. - Купим!
Дочка, Пушкин, и звонок из Америки
Пушкин для меня божествен, как Земля, как воздух и вода, как мама и папа. Он был до меня. Он был всегда. Он и меня и их создал.
Но в какую-то пору открываешь, что Александр Сергеевич Пушкин еще и такой же, как ты, живший в своем времени, со своим отчеством и именем, пристрастный человек. Умный или глупый, зависимый и свободный, правый и неправый для тебя.
Одиннадцатилетняя дочка учит наизусть «Евгения Онегина», и верит, и задает вопросы, и сама догадывается и смеется...
И оказывается, что она тебе - дороже всех Пушкиных!
И что ты не хочешь, чтобы ее преклонение перед любым из боготворимых тобою испортило ей жизнь. Не хочешь, чтобы она осталась беззащитной перед их предрассудком, ошибкой, обманом, шуткой, лицемерием, просто небрежностью, неточностью.
Оказывается, я хочу, чтобы дочь читала не Пушкина, а
Когда папа рассказал, что евреи ни перед кем не снимают шапки, я это понял по-своему, что мои предки никогда не перекладывали своих решений ни на кого, не жили мнением авторитетов.
Позже, когда я процитировал ему В.В. Маяковского: «Делать жизнь с кого? Делайте ее с товарища Дзержинского!», папа сказал:
—Дурак!
— Что так?.
— Жизнь надо делать с самого себя! И проговорил другие слова поэта:
«Дорогие поэты московские,
Я прошу вас, меня любя,
Не делайте под Маяковского,
А делайте под себя!»
Я был очень удивлен, когда узнал, что папа знает Маяковского.
* * *
В поликлинике детский участковый доктор сделала Дашке болезненный укол тавегила в попу и сказала моей дочери, что ей не надо выходить на улицу, и что придется посидеть дома, пока не пройдет кашель - «может быть аллергического происхождения». В общем, в школу пока не ходить!
У нас суббота тоже нерабочий день. Мы рассчитывали отоспаться и подольше поваляться в постели, но зазвонил телефон. Я услышал, как жена настаивала:
— Ну, вы представьтесь, пожалуйста!.. Сейчас... - и передала мне трубку. - Цеся Борисовна какая - то!
Я без энтузиазма просунул трубку между подушкой и ухом:
— Доброе утро!
— Здравствуйте! - Слышно было, как из соседней комнаты. - Это звонят из Америки.
Из Америки, так из Америки!... Татьяна Васильевна что-то говорила Кто-то оттуда ее обо мне спрашивал, и она дала мой телефон... Все равно уже разбудили!...
— Это говорит Цеся Борисовна. Может быть, вы помните?! Правда, прошло больше двадцати лет, как я к вам обращалась, - канючил унылый, но членораздельный женский голос, готовый сразу оскорбиться. -
Не могла бы я