Освоение одиночества. О чем молчат любимым.

— Я ни о себе, ни о ком не думала. Без заботы. Сказали: «Выходи!» — я и вышла. Умная я, может быть, за него и вовсе не пошла бы... Над ребеночком тряслась, мух от нее отгоняла...

Единственная дочка у нее умерла в шесть месяцев. Она живет с мужем и Барсиком.

— А теперь? Что изменилось? Кто в вашей семье о вас заботится?

— Муж.

— А о муже?

— Он сам - не маленький. Сам о себе заботится. Я готовлю, стираем вместе, убираем. Дом - на мне.

ОНИ

...В соседнем кружке несчастные и обозлившиеся старухи ругали детей.

Те-де, их «только что еще ногами не топчут!», «всё по-своему!», «всё дай!», «ни почета, ни внимания, ни совета не спросят!»...

Это - те же самые девочки, которым все всё должны, всего «недодали».

Дальше - хуже! Гора обид росла, как куча вонючей грязи. Они ее сладострастно докладывали, нюхали, тонули в ней и доваливали еще.

Так они «лечились». И так, поддакивая друг другу, распаляя друг друга в злобе против собственных детей (как прежде против отцов и матерей, против всего мира), прося поддержки в злобе, «помогали» друг другу лечиться.

В этой куче собственного дерьма тонули и пытались утопить всех...

ОНА

— А вы о ком в семье заботитесь?

— Да ни о ком.

— А о Барсике?

— Ой, о Барсике я очень забочусь. Я ему теперь кошечку принесла. Я кошек вообще очень люблю. Мне их так жалко, особенно маленьких!

— А на работе вы о ком заботились? — Я вспомнил, что она прожила весьма эффективную жизнь в профессии и гордится своей прошлой работой..

— Ну, на работе!.. На работе я обо всех и обо всем заботилась. О деле. О сотрудниках... Обо всех... О себе!..

— А дома?

— Чем же вы в своей личной жизни от себя - девятнадцатилетней невесты отличаетесь? Чем от тех девочек, которые поносили родителей и мужчин, отличаются эти, бранящие своих детей и судьбу, бабушки из соседнего кружка?

— ... Получается, что ни чем... Только усталости и обид больше.

— Я думаю, наоборот. Обид больше - от того и усталость. По-моему дело не в возрасте, а в подходе. Не посеяв, надеетесь собирать урожай. Потом на несправедливость и на весь свет обижаетесь!

Друг ли он мне? (разговор с подростком)

— Друг ли он мне?!

Вернее было бы спросить:

— Друг ли я ему?

Друг - тот.... То есть я друг тому, кому должен я.

Я друг тому, кто нужен мне таким, какой он есть - то есть, кто свободен от моих претензий и мне ничего не должен!

Насколько я вменяю другому в обязанность что-либо, что требует его принужденного изменения, что стесняет его свободу, настолько я - не друг ему, а узурпатор.

Дружба - это поддержка другого и желание поддерживать, но никогда не требование поддержки.

Претензии обнаруживают отсутствие дружбы или разрушают ее.

Реплика: «Я тебя прощаю (или не прощаю)!» - выражает отсутствие дружбы, желание пользоваться другим для собственного удобства - потребительство.

Предает дружбу (и себя) тот, кто позволил себе смотреть на друга, как на свою собственность, как на средство для себя, кто предъявляет права на друга, кто позволил себе претензии к другу, кто говорит: «Ты меня предал»!

Он и сам теряет свободу. Потому что и себя обязывает стать безынициативным средством придуманного им себе «друга».

Друг ли ты ему? (разговор с девушкой-подростком)

— Вы говорите, что к другу не предъявляют претензий. А если он украдет или совершит другое преступление? Что же - все принимать?

— Ну, что ты торгуешься? Ты же задаешь вопрос - не о друге! А о ком-то, кого заранее подозреваешь в вероломстве. Кого ощущаешь хуже, ниже себя - морально не равным. Ты, скорее, говоришь - о дурном, готовом провиниться воспитаннике. Уже сейчас, в нашем разговоре, ты ему - не друг, а обвинитель.

— Но если это в жизни, а не в вопросе случится? Значит, я в нем ошиблась!

— Значит, ты в себе ошиблась. Не ему ты была другом. Он в тебе ошибся! Всем, про кого в беде возможен твой вопрос («А если он..?»), ты - не друг. И никогда им не была.

Ты друг, не когда заботишься о том, чтобы не предали тебя, но когда тебе важно, чтобы друг не предал себя, а ты - его. От друга тебе надо, чтобы он оставался тем, кто есть.

Ты друг, когда тебе важна его свобода!

Дон-Кихоты, Оводы, Декабристы... (после разговора с молодой художницей)

Я слушал патетические сетования на всех обиженной, опасно ощетинившейся всеми своими талантами художницы и не мог отделаться от этого давнего моего вопроса:

«Мы говорим о враждебности мира. И практически так это и оказывается.

Но мир ли причина этой враждебности?

Или наше невнимание к нему?

Неумение, часто активное нежелание считаться ни с кем и ни с чем - отсутствие догадки, что это надо (считаться с людьми, с их нравственными обстоятельствами)?

Невежественное стремление все и вся переделать. Улучшить, насильственно осчастливить. То есть, в конечном итоге, разрушить сущее, сломать?