Мне вначале это показалось, и только потом стало настолько очевидным!...Садясь напротив нее, все, кого Лера Александровна звала, становились чем-то очень... очень друг на друга похожими!
Я еще не понимал чем, когда почему-то снова вспомнил, что Маша работает в Лерином агентстве. Что агентство с прошлого года преследуют одна за другой неудачи...
С особым неудовольствием я увидел, что и моя обычно весьма независимая и собранная дочь в кресле «посредника» стала вести себя совершенно несвойственным ей образом. Пожухла, стала вялой, безучастной, чуть только что не спит. Ни во что не вмешиваясь, как-то отечно ждет, когда Лера Александровна все организует. Даже собой, кажется, не занята! Михаил Иванович тоже ждал распоряжений. Как тогда в кругу Олега Евгеньевича и Тамары Викторовны.
Попав в Лерин круг, все, как по волшебству, сразу перестали быть интересными! Гляделись какими-то безликими, пустыми..., или отсутствующими. Все словно прикинулись злыми шаржами на самих себя.
Одеревеневшие карлики в заколдованном королевстве!..
Пользуясь правом ведущего, я попросил сесть во внутренний круг напротив Леры Александровны державшуюся особняком ее почти ровесницу.
Молодая энергичная кандидат наук - психолог, та руководила в крупной фирме отделом, осуществляющим «связи с общественностью» (как теперь говорят - РR). Привычно осмотрительная в поведении, она, в отличие от других, и напротив Леры Александровны только рельефнее обозначила лицо.
Лера Александровна тут же распорядилась, чтобы ее успешная сверстница перешла во внешний круг - подальше. Позвал другую, занятую своими делами женщину, потом - мужчину. Лера Александровна тут же отослала и их.
Сколько я ни пробовал оставить напротив Леры Александровны в ее ближайшем кругу участников, способных сейчас партнерствовать с ней на равных, она тут же от них избавлялась. Снова и снова сажала на освободившиеся места мужчин и женщин, которые рядом с ней застывали, как и Маша, и Михаил Иванович.
Все пустовато ничего не делали. Наглядно исчезали в качестве живых, о чем-то заботящихся людей!
Все, как мне показалось, доверительно ждали ее распоряжений!
Сама Лера Александровна сначала, уставившись из кресла психотерапевта, долго смотрела застывшим, ничего не выражающим, немигающим взглядом на одного. Потом переводила свое замечательно веснушчатое, но такое же ничего не выражающее лицо вместе с тем же бесцветным и ничуть не изменившимся взглядом в линзах на другого. Потом передвигала лицо с будто не способными двигаться в орбитах глазами на третьего. И утыкала взгляд в него.
Казалось, она даже не лицо двигает, а сдергивает с места подбородок, сталкивая его всякий раз в новое положение, как перескакивающую минутную стрелку на часовом циферблате.
Выбранные ею люди под этим взглядом либо начинали суетиться, изображали «внутреннюю активность»... Либо, как я уже сказал, доверительно ждали.
Все
Распорядительница ситуации некоторое время ждала. Потом, ничего не дождавшись, застыла сама. Потом, чтобы спрятать от самой себя растерянность и встряхнуться, начала сердиться на пассивность своих сотрудников.
И дело было теперь явно не в послеобеденной сытости...
Ничем не занятая напротив Леры Александровны Мария Александровна, как бегун на старте, готовилась критиковать и давать советы. (Она, как и Лера, недавно тоже потеряла около тридцати
К заполняющей пустоту словесной тусовке был готов весь собранный Лерой Александровной и от безделья осоловевший внутренний круг - только начни!..
Казалось, они от скуки сейчас так загорятся, что не только спроектируют новый защищенный от риска бизнес для каждого, но и разработают проекты изысканий для всех научных академий и многих поколений исследователей, а между делом создадут и проект нового Мироздания.
...Я вспомнил воспаленные ночные споры в общежитии Ленинградского медицинского об инопланетном происхождении жизни человека на Земле и о «Фантазиях Фарятьева»...
Эти строчки я писал в девятнадцать. В пору именно таких моих с товарищами захватывающих ночных бдений. Как раз перед той августовской поездкой 1962 года на попутных машинах из Куйбышева в Москву, в Ленинград и обратно - «автостопом». Тогда я и останавливался в том общежитии Ленинградского медицинского...
Мы «цедили шампанское» своего вселенского одиночества и такой же демонической никем непонятости с наслаждением!
Одиночество и непонятость были доказательством себе нашей неповторимости...
Надо было вмешиваться!