Умница Сонька последние два дня перед прибытием держала мотор разогретым, на что ушла прорва тростниковой самогонки, но в критический момент бурун из-под винта вспенил воду у нас за кормой, и от наставленных на нас жерл мы ушли под корму, пока французский капитан через матюгальник объяснял нам бесперспективность сопротивления. Счет ведь шел на секунды, а этот павлин не на шутку расхрюкался.
Наши комендоры быстро расчехлили орудие и принялись вгонять осколочные гранаты прямиком в корму недобросовестного покупателя. Подбросили пару зажигательных и продолжили долбежку гранатами. Нет, осколочное действие наших боеприпасов слабенькое, как и фугасное – много ли энергии выделит затолканный под оболочку стакан мелко молотого пороха?! Но долбежка получилась впечатляющая – частая, звучная, со вспышками и дымом.
Французский флейт никак не мог от нас отцепиться, тем более что потерял перо руля. Артиллерийская прислуга не могла приблизиться к ретирадным орудиям – ее выкашивало немногочисленными, но крупными осколками. Да еще и пожар разгорался, тушить который не дает наш обстрел.
Хотя у страха глаза велики. После того как команда в панике заметалась, начала спускать шлюпки и попрыгала в них, мы спокойно ошвартовались к борту и выбросили из капитанской каюты шторы, диван и два прогоревших ковра, которые едко и настойчиво дымили.
Проводив взглядом удаляющиеся гребные суда, за которые держались моряки, не поместившиеся внутри, Софья поморщилась и сказала:
– Как-то бы пора с этим кончать. Нам теперь еще и это корыто нужно будет продавать. Этак мы и не вернемся домой никогда, если дальше так дело пойдет.
– Как скажет капитан-мэм, – глаза членов команды уставились на Софи. В нее теперь верили не меньше, чем в ее папеньку. И явно по его приказу всячески подыгрывали. Да, короля играет свита.
Моя реципиентка перевела взор на вытащенный откуда-то снизу тяжелый сундук, откинула крышку, провела рукой по полновесным монетам французской чеканки и прочесала в затылке. А потом взглянула на Мэри.
– Капитан хочет немного посчитать, – объяснила лейтенант Коллинз и отправила нескольких матросов к якорю. Нехорошо, когда судно дрейфует.
– Так он не хотел расплачиваться за покупку? – удивленно спросила Кэти. – Но это же нечестно!
Ни один из взрослых моряков не заржал. Они удивленными взглядами провожали второй тяжеловесный сундук, появившийся на палубе. Третий, четвертый, пятый, шестой. Так, навскидку, килограммов двести драгоценного металла. Да, во всех оказалось золото. Оказывается, зажиточные островитяне с Мартиники собирались честно оплатить приобретение крупного корабля, способного вести артиллерийский бой с серьезным противником. Наверное, опасались англичан. А вот капитан флейта решил пожадничать и оставить выделенные средства себе, получив нашу добычу на дармовщинку.
– Точно, пора с этим завязывать, – констатировал я Сонькиными устами. – Жадность – великий грех. Мэри, поблагодари всевышнего за доброе к нам отношение и попроси помочь с перегрузкой пушек на «Энтони». Снова заменим ими балласт.
Да, в небоевой обстановке Сонька бывает знатно ошарашена. Зато как она чувствует ветер! И надвигающиеся опасности. Просто чутье на неприятности и способность мгновенно принимать решения. Отнюдь не благодаря мне. Тут она точно – в папу. Или в маму? Агата ведь тоже дама предусмотрительная.
Разумеется, французский флейт был тщательно ощипан по части ценных вещей, но приказом капитана предпочтение отдавалось мало весящим и компактным. И без того приходилось мириться с тем, что большую часть нужного и полезного к нам попросту не влезет. Пришлось ограничиться дюжиной тридцатидвухфунтовых пушек из отличнейшей французской бронзы, а ведь их на орудийной палубе стояло восемнадцать. И мелочовка на верхней да в надстройках, которую вообще трогать не стали.
Зато каждую тяжелую пушку выволакивали талями через порт, и после того, как она повисала снаружи, тщательно осматривали со всех сторон при дневном свете. В итоге орудие либо плюхалось в воду, либо заводилось импровизированным из двух рей краном в грузовой трюм шхуны.
Все равно вышел некоторый перегруз, и мы заторопились в Порт-Роял, благо переход короткий и привычный. Хлопоты с реализацией награбленного с галеона и без того заняли слишком много времени. Сами же корабли оставили тут же по просьбе того любезного офицера, что обеспечивал присутствие французской короны в столь отдаленном уголке мира. Парень попросту поднялся по трапу на борт давным-давно причаленного к берегу галеона и выразил восхищение картиной боя, которую наблюдал с места в партере. Ну и по-человечески попросил мадемуазель капитана проявить снисходительность к слабости и недальновидности, проявленной его соотечественником.