От Алтая до Берлина

Дмитрий видел, как падали слева и справа его товарищи однополчане. Если в окопах за рекой Вороной Дмитрий не видел, как погибают бойцы, так как находился в своей огневой ячейке и вел огонь по противнику, по сторонам смотреть было некогда, то здесь видел, как впереди разорвало миной командира отделения сержанта Непотребко Ивана. В этот же момент он услышал вскрик своего товарища Сулеймана Ибрагимова и почувствовал, как подкосилась правая нога, потемнело в глазах, но сознание работало четко: «Что с Ибрагимовым?» Дмитрий увидел, как у друга, через дырки валенка, пробивалась кровь. Крикнул: «Сулейман, потерпи!». Наклонился и стал поднимать его. Ибрагимов был без сознания. Подбежал санитар, спросил: «Москвич, что тут у вас случилось? А ты чего такой бледный и стоишь на одной ноге. Ну-ка посмотрю; да у тебя, брат, полваленка крови, коленная чашечка пробита пулей». Санитар завалил Ибрагимова себе на спину и потащил, крикнув: «Держись за ремень, оставаться тут нельзя, замерзнешь!». И троица поплелась к балке, куда собирали раненых. Ибрагимова и еще двух тяжело раненых солдат загрузили на сани – розвальни.

Возница, женщина лет сорока, закутанная в пуховую шаль, попросила: «Маленько двигайся, хватайся за облучок и тронулись, молено в сани, но от потери крови в них околеешь, довезу ли этих живых – не знаю, видишь, какой морозище». Дмитрий видел, как в сторону противника полетели десятки ракет-снарядов. Сгоряча сплюнул и подумал: «Где же вы раньше были, не погибло бы столько наших ребят».

После первичной обработки раны около поселка Качалино в полевом госпитале на морозе, Дмитрия и остальных раненых отправили в город Камышин. В госпитале Камышина хирург, осмотрев ногу, сказал: «Будем отрезать выше колена, для гарантии, чтобы не началась гангрена, таков приказ». Дмитрий со слезами на глазах стал упрашивать, объясняя, что он еще повоюет, а на одной ноге кому он нужен? Разговорились, оказалось, что с доктором оба москвичи, жили рядом в Благовещенском переулке. Хирург уступил просьбам земляка. Через неделю в его палату привезли на каталке раненого бойца. Двое выздоравливающих бойцов, из соседней палаты, подняли небольшой обрубок и положили рядом на свободную кровать. Приглядевшись, Дмитрий узнал своего товарища Сулеймана Ибрагимова. Подошел, уткнулся ему в плечо и заплакал: «Сулейман, прости меня!»

«За что прощать, ты как настоящий боец, не бросил меня в бою, передал санитарам. Раны были излечимы. На одной ноге кость перебило, а на другой сквозное ранение. Пока везли, я ноги отморозил. Хорошо, что ты через не могу, а шел, а то бы тоже потерял ногу». Сулейман не психовал, смирился со своей судьбой. Улыбаясь рассказывал раненым: «Родные радуются, что живой, а то в пол аула пришли похоронки. Пишут, что всем аулом будут ухаживать за мной. Зачем ухаживать – руки есть. Я гончар, кувшины делать буду. К ногам ходули приделаю – по аулу ходить буду. Невеста сообщает, что ждет».

Через три месяца в палату вошли три женщины. С радостью бросились обнимать Сулеймана. Сулейман с гордостью говорил, показывая на пожилую женщину: «Это моя мама!» На раскрасневшуюся красавицу: «Это младшая сестра», а на девчушку лет шестнадцати, стыдливо прикрывающую глаза рукой, вторую руку он держал у сердца: «Это моя невеста. Благословите, ребята – пусть с сегодняшнего дня будет женой».

Когда увезли Сулеймана, раненые загалдели, говорили: «Святые люди!» Кто-то с обидой сказал: «Рядом в палате с начала войны такой же обрубок лежит – русский богатырь, моряк. Жена отказалась, а сыну всего четыре года. По сыну очень скучает, поэтому и раны долго не заживают, а у Сулеймана раны затягивались быстро, даже главный хирург удивлялся. Это потому, что он знал – его ждут».

Командир роты капитан Косищев письмом сообщил, что Байль Дмитрий Павлович за бои на реке Вороне награжден медалью «За Отвагу», он сейчас командует батальоном, часть направляется в сторону Орла. В госпитале Дмитрий изнывал от безделья. Вооружившись костылем, обходил палаты. Перезнакомился с бойцами и командирами. Кость заживала плохо, было задето сухожилие. Дмитрий видел, как молодые крепкие парни страдали по дому, по друзьям, оставленных в частях. Предложил создать госпитальную самодеятельность.

Обратился к начальнику госпиталя. Она обрадовалась и дала добро. Нашлись режиссеры, певцы, артисты профессионалы.