После крушения идеалов революции и всех программных обещаний большевизма, после ликвидации ленинского НЭПа и принудительной коллективизации, в ходе которой были уничтожены миллионы крестьян, в условиях начавшейся новой эры перманентного физического и духовного террора, не только малые народы, но и ведущая нация государства — сам русский народ — стал сплошь антисоветским. Знаток русской истории и толковый наблюдатель русского характера, Сталин отлично понимал, что каждый русский может стать врагом коммунизма, но ни один русский человек не станет врагом российского государства. Отсюда и новый идеал — ставка на великую, сильную и непобедимую, но большевистскую Россию, способную состязаться с любой мировой державой, а в перспективе со всеми ими вместе взятыми, как ныне это демонстрируют его наследники. Отсюда же и гигантомания Сталина — не просто Родина с большой буквы, а «великая» Родина, не только «русский народ», а «великий русский народ», не только «стройки», а «великие стройки», не только «Отечественная война», как в 1812 году против Наполеона, а «Великая Отечественная война» против Гитлера. Даже октябрь 1917 года, который Ленин и его соратники называли просто «Октябрьской революцией», или очень часто даже «октябрьским переворотом», Сталин также переименовал в «Великую Октябрьскую социалистическую революцию». Как раз война против Гитлера, которую Сталин вел не под знаменем марксизма и не во имя спасения социализма, а под знаменем русского патриотизма, во имя спасения Родины, целиком оправдала главный расчет его стратегии. Расчет этот заключался в том, чтобы спасать свой политический режим в маске русского патриота. Что Сталин попал в точку со своей «переоценкой ценностей», доказал и раскол русской белой эмиграции по вопросу, как отнестись к Сталину и его режиму в начавшейся войне. Большинство белой эмиграции, в числе которой были и такие «белогвардейские зубры», как Деникин и его генералы, как Милюков и его кадеты, как лидер меньшевиков Дан с его единомышленниками, как Керенский и его сторонники, стали оборонцами советской России против Германии. Многие эмигранты после войны взяли даже советские паспорта. Сотни из них вернулись на родину, чтобы быть впоследствии, разумеется, уничтоженными. Как только война кончилась, Сталин объявил не русский патриотизм подлинной причиной советской победы в войне, а превосходство советской социалистической системы над капиталистической системой Германии, тезис, который повторил Горбачев к 40-й годовщине окончания войны.
Обещания второй программы Ленина, как то: отказ от насильственной коллективизации крестьян, передача управления промышленностью в руки профсоюзов, признание права нерусских народов на самоопределение, а самое главное — отмена ограничений политических прав и свобод в ближайшем будущем, эти обещания носили чисто тактический характер и были поставлены на службу его стратегической цели — любой ценой удержать захваченную власть, Ленин и не думал выполнять их, когда гражданская война кончится его победой. «Цель оправдывает средства» — в этом ведь и вся философия ленинизма.
В определенном смысле аналогичной была ситуация, которая сложилась в стране накануне принятия третьей программы партии. Эпоха Хрущева характеризовалась политическим и идеологическим кризисом внутри партии. Кризис этот не грозил режиму прямой гибелью, как во время принятия второй ленинской программы, но в определенном отношении новый кризис был опасен для судьбы режима, ибо он как бы прогнозировал окончательную потерю веры не только народа, но и самой партии в идеологию марксизма-ленинизма и был выражением сомнения в правомерности созданной на ее основе политической системы и социального общежития.