Черепашка сына, Джина, была самой маленькой из выводка, который продавала у здания «Детского мира» на площади Дзержинского (тогда официально уже опять Лубянки) какая-то тетка. Тетка была невнятная, черепашка выглядела слабенькой, сын был жалостлив (таким и остался), жена – человек добрый и ответственный, автор, судя по всему, тоже, так что крошечное, напоминавшее большой грецкий орех оливково-зеленого цвета с когтистыми лапками и смешным треугольным хвостиком существо домой приехало и осталось жить. Притом что это была первая черепаха в семье как минимум за полтора века, а скорее всего, их и раньше у нас никто не держал. Не наш был зверь. Непривычный. Собаки были. Кошки были. Рыбки были. Но черепахи?!
Что с ней делать, неясно было совершенно. Интернета тогда еще не было. Зоомагазин рядом с домом был, но толку от него особого в данном случае тоже не было. Это теперь он ого-го. А тогда в основном торговал только что появившимися кормами для кошек и собак. Так что устанавливать, чем кормить и как ухаживать за питомицей, пришлось экспериментальным путем. Бабушка Лиза с интересом глянула на черепашку, черепашка высунула из панциря крошечную головку на морщинистой шейке, глянула на бабушку из застеленной газетами обувной коробки, в которой ее поселили, и обильно описалась. Чем даже самые мелкие черепашки не отличаются от всех прочих существ. Так что и эта напрудила лужу больше ее самой. Ну бывает.
Естественно, бабушка, обозрев писающее пресмыкающееся, не имевшее ни меха, ни перышек, которые могли бы ее с ним примирить, назвала черепаху «гадостью», заверила присутствующих, что в жизни к ней не подойдет и пускай ту держат от нее подальше, и гордо удалилась в свою комнату. Что не помешало ей стать главным зрителем и болельщиком в текущей жизни Джины и ее добровольной кормилицей. Поскольку ела та только свежий салат, и то когда его ей давали. Лежащий салат сама не трогала, ползала плохо и, как выяснилось через три года, когда она внезапно померла, после похода к ветеринару, была смертельно больной с самого начала и никаких шансов прожить так долго вообще не имела.
Бабушка, с ее настойчивостью, заманивавшая ее самыми нежными листиками, разговаривавшая с ней и буквально впихивавшая в нее еду, продлила жизнь черепашке сверх отпущенного ей срока. При этом больше она ее не обзывала, сидела с ней, воркуя, часами, и очень умилялась и морщинистой шейке, и крошечным глазкам, и малюсенькому язычку, который был виден, когда та зевала или очередной листок салата задумчиво и как бы нехотя ею прикусывался, и прочим анатомическим особенностям «Джиночки». Разве что песенки она ей не пела. От же ж получил человек новый опыт на старости лет, уже за восемьдесят! Впрочем, у нее впереди были еще два хомяка и маленький пекинес… Как бы то ни было, черепаха прожила недолго и спасти ее, как заверил ветеринар, с самого начала было нереально. И было ее очень жалко.
Следующие две были то ли сестрами, то ли однополчанками по отлову где-то в Средней Азии, откуда их привезли, поскольку появились в семье племянницы одновременно. Ее сыновья очень хотели завести каких-нибудь животных и, в принципе, для этого годились – умные не по годам и чрезвычайно ответственные ребята. Сильная аллергия исключала появление дома собак, кошек и птиц. Рыбы тоже не годились – их корм для двух малолетних аллергиков не подарок. Ну, пошли проторенным путем. Как раз их няня, уехавшая на родину, в Казань, воспитывать появившуюся у нее собственную внучку, позвонила и сообщила, что есть для ее любимцев две подходящие черепахи. И понеслось.
За черепахами племянница поехала сама. Автор закупил к их появлению самый большой и навороченный террариум, который только продавался на тот период в зоомагазине на Профе. Тяжел он был, как отчетное партсобрание, громоздок, как прокатный стан, и примерно так же удобен для переноски, а машина была у магазина сдуру отпущена. Так что домой этот стеклянный ящик, размерами со средний гроб, пришлось волочь перебежками, с остановками через каждые сто шагов. Очень уж он был для переноски неудобен. Ну, донесли, к вечеру сгрузили племяннице в машину, и стали черепахи в нем жить-поживать, бока нагуливать. В самом прямом смысле этого слова. Поскольку заботились о них со страшной силой и большой нежностью.