От Берлина до Иерусалима. Воспоминания о моей юности

Вот так и возникла у меня и моих друзей тяга к новой жизни на древней земле. В те годы многие питали надежду на то, что новое общество принесёт на Землю Израиля религиозное обновление, преобразит религиозную жизнь и даже выявит новый облик Шхины, ибо мы ещё не увидели перед собой той бездны, которой предстояло разверзнуться между разными трактовками всех этих общих устремлений, когда мы попытаемся провести их в жизнь.

Но прежде чем окончательно вступить на путь иммиграции, мне пришлось ещё немного потрудиться. В Берлине существовал Еврейский образовательный центр, и зимой 1922/23 годов они пригласили меня прочесть у них курс «История еврейского мистицизма», который собрал на удивление много слушателей. То была моя первая проба сил в качестве преподавателя в данной области, и если вспомнить, что я к тому времени лишь три года как всерьёз в неё погрузился, станет понятно, что я теперь с содроганием вспоминаю те мои глубоко незрелые лекции. (Впрочем, не так ли и всегда выглядят первые шаги молодых учёных?) Среди моих слушателей встречались самые экзотические персоны, как, скажем, одна взыскующая душа, очень известный в Берлине скрипичный мастер, еврей, убеждённый в том, что Гомер тоже был евреем (причина: «Гомер» звучит похоже на «омер», но это слово означает то же, что маггид![190]). Другой – юноша, впоследствии настоятель буддийского монастыря и одновременно научно-просветительского центра на Цейлоне, написал мне 35 лет спустя, что он прочёл мою толстую книгу и всё время вспоминает мои первые лекции, которые необычайно его вдохновили. Он долгое время присылал мне один за одним свои тексты и аналитические материалы по буддийской тематике на английском языке, из которых почти ничего не представляло большого интереса.

Совсем другого рода, далёкого от научной работы, была моя публицистическая деятельность перед отъездом из Германии. Еврейская туристическая ассоциация “Blau-Weiß” – которой я, как было рассказано, полемически противодействовал пять или шесть лет назад[191] – тогда, находясь под руководством такой сильной личности, как д-р Вальтер Мозес (позднее директор тель-авивской сигаретной фабрики “Dubek”), поддалась существенному влиянию смежных ветвей немецкого молодёжного движения и поменяла свою позицию на такую, которую мы сегодня не можем назвать иначе как полуфашистской. “Blau-Weiß” приняла для себя «закон», который, если позволено процитировать себя, был провозглашён в окрестностях некой баварской деревни «под синайский гром ландскнехтских песен». Это произошло летом 1922 года, и в течение нескольких месяцев в органе немецкого сионизма “Jьdische Rundschau”, уже выходившем под редакцией Роберта Вельча, с которым я впоследствии очень подружился, не появлялось ни слова об этих и связанных с ними событиях. Я написал резкое письмо, обличающее подобную эволюцию. Оно было подписано пятнадцатью членами халуцианского движения и передано в “Rundschau” для публикации. Это движение формировалось именно тогда под руководством члена кибуца «Эйн Харод», Хаима Моше Шапира, прибывшего в Германию в качестве эмиссара и ничего не смыслившего в происходящем. Вельч категорически отказался печатать это письмо, возможно, ещё и потому, что оно обличало трусость, заставившую его газету в течение нескольких месяцев молчать обо всех этих событиях. Мы потребовали решения от председателя Сионистской организации. Вместе с моим другом Хеллером мы были приглашены к невозмутимо спокойному Феликсу Розенблюту (впоследствии он стал первым министром юстиции Израиля) и представили ему наши требования. Между тем Вельч объяснял, почему он не желает их выполнять: потому что наше заявление должно, по его мнению, привести к тяжёлым разногласиям и расколу внутри сионистского лагеря. Помедлив минуты две, Розенблют объявил своё решение: наше заявление будет напечатано, но под новой рубрикой: «Письма читателей. Мнение редакции может не совпадать с мнением авторов». Публикация произвела настоящий фурор. Поднялись волны полемики как по существу дела, так и по поводу содержащихся в ней резких формулировок, поэтому неудивительно, что мне пришлось вытерпеть известное количество малоприятных нападок, поскольку моё авторство было легко узнаваемо по страстному стилю, которым я писал в то время (а в разнообразных дискуссиях многие годы даже и на иврите).

Роберт Вельч. 1935