От Блока до Бродского

Образ автора в мире Высоцкого строится на немногих, причем преимущественно высоких, патетических чертах.

Он – певец, воспринимающий свое ремесло как высокое служение, почти молитву или смертный бой. «Я к микрофону встал, как к образам… / Нет-нет, сегодня точно – к амбразуре» («Певец у микрофона», 1971).

Он – патриот, со смехом воспринимающий слухи о собственной эмиграции и сладкой заграничной жизни. «Нет меня – я покинул Расею, / – Мои девочки ходят в соплях! / Я теперь свои семечки сею / На чужих Елисейских полях…/Я смеюсь, умираю от смеха: / Как поверили этому бреду?! – / Не волнуйтесь – я не уехал, / И не надейтесь – я не уеду!» («Нет меня – я покинул Расею…», 1970).

Он – вечный влюбленный в одну и ту же женщину (женой Высоцкого в последние годы была французская актриса Марина Влади). «Да, у меня француженка жена – / Но русского она происхожденья» («Я все вопросы освещу сполна…», 1971). – «Мне меньше полувека – сорок с лишним – / Я жив тобой и Господом храним. / Мне есть что спеть, представ перед Всевышним. / Мне есть чем оправдаться перед ним», – написано незадолго до смерти («И снизу лед и сверху – маюсь между…», 1980)

Лирического героя и многих ролевых персонажей объединяет одна общая тема, один постоянный мотив. Они постоянно рискуют жизнью, существуют на тонкой, опасной грани. «Я коней напою, я куплет допою – / Хоть мгновенье еще постою на краю» («Кони привередливые», 1972).

Мотив возможной и близкой смерти, караулящей за ближайшим углом судьбы, столь же важен для Высоцкого, как и мотив вечной любви.

В грязь ударю лицом,
завалюсь покрасивее набок —
И ударит душа на ворованных клячах в галоп,
В дивных райских садах наберу
бледно-розовых яблок…
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха
в лоб.

(«Райские яблоки

», 1978)

И этот мотив оказался пророческим.

ВРЕМЯ: ЗЛОБОДНЕВНОЕ И ВЕЧНОЕ

Лирика Высоцкого тесно связана со временем, с советской эпохой 1960-1970-х годов, многие детали которой уже нуждаются в комментарии. Герои Высоцкого добывают нефть и уголь, выполняют и перевыполняют планы и премируются за это заграничными поездками, попадают в вытрезвитель и возвращаются из тюрем, ругаются у телевизора, борются за честь страны на спортивных площадках, высказываются по международным делам…

Для многих сюжетов Высоцкого органичен эстрадный принцип: сегодня в газете – завтра в куплете. Бытовые баллады Высоцкого воспринимаются как маленькая энциклопедия советского образа жизни с обязательным ироническим преломлением.

Считавшийся официальной критикой почти диссидентом-антисоветчиком или, в лучшем случае – голосом «распоясавшихся хулиганов» (определение из статьи 1968 года, после которой возникла «Охота на волков»), Высоцкий на самом деле был одним из самых гражданских и патриотических поэтов среди своих современников.

Как в двадцатые годы Зощенко или Платонов, как в шестидесятые годы Шукшин (один из самых близких Высоцкому писателей; «Памяти Василия Шукшина» посвящено стихотворение-плач, 1974), поэт опирался на некоторые важные представления, фундаментальные мифы советской эпохи.

Военный цикл продолжает и поддерживает традиционный образ Великой Отечественной войны, придавая ему монументальность трагедии и красоту легенды.

На братских могилах не ставят крестов,
И вдовы на них на рыдают, —
К ним кто-то приносит букеты цветов,
И Вечный огонь зажигают.

Здесь раньше вставала земля на дыбы,

А нынче – гранитные плиты.
Здесь нет ни одной персональной судьбы —
Все судьбы в единую слиты.

А в Вечном огне – видишь вспыхнувший танк,

Горящие русские хаты,
Горящий Смоленск и горящий рейхстаг,
Горящее сердце солдата.

(«Братские могилы

», 1965)

Я кругом и навечно виноват перед теми,
С кем сегодня встречаться я почел бы за честь, —
Но хотя мы живыми до конца долетели —
Жжет нас память и мучает совесть, у кого, у кого она есть»

(«Песня о погибшем летчике

», 1975)