От братьев Люмьер до голливудских блокбастеров

Его кино занималось, если угодно, социологией отношений. Рационализировало то, что не поддается рационализации. Иррационализировало то, что уже максимально иррационализировано. И пусть эти формулировки покажутся чудовищными, но каких только чудовищ не рождает сон разума, не правда ли?

Кино и государство «Ты обманул меня, Мартин! Это же настоящая арийка»

Когда в кино главенствуют концепции, когда художники своенравно делают что хотят и выдают это за искусство, в воздухе начинают носиться идеи: а как бы этих хулиганов урезонить? Зрителей, конечно, это волнует в последнюю очередь – ну пусть себе резвятся эти режиссеры, живут в своей сюрреалистической стране чудес, попивая чай со Шляпником и Мартовским Зайцем, мы просто не будем это смотреть.

А вот политики, похоже, не пропускают мимо ничего. Впрочем, им положено по должности Большого Брата. Сталин вон одним из главных читателей в СССР был: и всего Булгакова перечитал, и Горького, и Маяковского назвал «лучшим и талантливейшим», и роман «Мать» обозвал «вещью посильнее «Фауста» Гете». А диктатор Франко пошел дальше – сам сочинял романы. И поскольку главная звезда испанского кино и, вместе с тем, враг народа Луис Бунюэль из страны сбежал, то было решено возрождать индустрию с милостивой помощью экранизаций книг креативного правителя страны.

Да и вообще, тучи нависли над Европой. Господа интеллектуалы доигрались в свой бисер: пинками и суровой бранью изгоняется демократия из разных стран, властители которых посчитали низостью идти на поводу возмутительных законов капитализма. Чёрт-те что малюют художники и выставляют в своих галереях. Кривые, искалеченные линии – разве этому учили в классических гимназиях? А где же культ здорового тела, где стать, масштаб, римское величие?

Так, придя ко власти в Германии, Гитлер немедленно берется за эстетическую революцию. Речь, конечно, не только об арийских символах, которыми ощетинилась страна. Под контроль была взяла вся культурная жизнь. Архитектор Вернер Марх предлагает Гитлеру проект стадиона в Берлине, грандиозного по своей задумке, этакого Коллизея с Марафонными воротами вместо одной зрительской трибуны – для чаши Олимпийского огня. Все-таки международные атлеты приедут в 1936 году, надо же чем-то удивлять мир, если не спортивными результатами.

В свою очередь министр пропаганды Йозеф Геббельс, услышав песню Лале Андерсен на стихи Ганса Ляйпа «Девушка под фонарем» – да, да, та самая всем известная «Лили Марлен», – приказывает ее изменить, добавив боевых маршей.

И, по апокрифическим свидетельствам, личный секретарь фюрера Мартин Борман, плененный актерской игрой Ольги Чеховой, решает представить ее Гитлеру. «Славянка! Русская! Они же все толстые», – последовал отказ. Но после профилактической успокоительной беседы Гитлер-таки с ней встречается и грозно цедит сквозь зубы, смотря на Бормана: «Ты обманул меня, Мартин! Это же настоящая арийка».

Красивые актрисы формируют имидж кинематографа. А уж если сделана ставка на то, чтобы создать альтернативу Голливуду, без такой приманки никуда. Марика Рёкк, Цара Леандер, Хенни Портен, Лил Даговер, Ильза Вернер – все они стали женским лицом нового кино. И не сказать, что все ленты непременно имели политический окрас. Наоборот, расцветали все жанровые цветы. Разумеется, здесь был тонкий расчет: производство фильмов не бурный поток фантазии, а наука сродни атомной физике. При этом около 1500 деятелей кино не пожелало сотрудничать с властью из-за этических соображений – покинули страну режиссеры Эрнст Любич, автор «Веера леди Уиндермир» (1925), Билли Уайлдер, актрисы Пола Негри и Марлен Дитрих (в Германии должна была быть одна суперзвезда – либо уж она, либо Гитлер).

Зато осталась роковая Ольга Чехова, которая была не то тайным агентом советской разведки, не то одной из самых приближенных к нацистской власти актрис. Нет, она не была женой писателя Антона Чехова, как может подуматься неискушенному читателю, но стала женой его родного племянника – знаменитого актера Михаила Чехова, создателя своей известной на весь мир актерской системы и техники. Попав в театральную студию Художественного театра, она влюбилась в него, будучи 17-летней идеалисткой, а после первого поцелуя сказала: «От таких поцелуев, кажется, рождаются дети». Но после нескольких его выходок жить с ним не смогла. Даже Станиславскому трудно было мириться с тем, что актер мог прийти на спектакль пьяным, но он понимал, что проще отменить спектакль, чем избавиться от народного любимца. А Чехова избавилась и уехала строить карьеру в Германию.

Главное, что нравилась она Гитлеру. А это значило успех. Если тебя любит власть, стало быть, ты не пропадешь. Правда, иногда это было и губительно для самой власти.