От «Черной горы» до «Языкового письма». Антология новейшей поэзии США

Люди живут не только в материальном мире и не только в мире социальном, как это принято думать: в значительной степени они все находятся и во власти того конкретного языка, который стал средством выражения в данном обществе. Представление о том, что человек ориентируется во внешнем мире, по существу, без помощи языка и что язык является всего лишь случайным средством решения специфических задач мышления и коммуникации, – это всего лишь иллюзия. В действительности же «реальный мир» в значительной мере неосознанно строится на основе языковых привычек той или иной социальной группы.

– Сепир, 1929[288]

Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание.

– Маркс, 1859[289]

Одна из аномалий современного существования, которая не подвергалось серьезному критическому анализу, – это навязчивое постоянство «опечаток» в фильмах на иностранных языках из промышленно развитых стран. Типичный пример этого – пропуск «а» в слове «ваш» в недавнем фильме Таннера «Йонас, которому будет 25 лет в 2000 году». Поскольку такие фильмы как «Йонас» (или подобные, поставленные Трюффо, Бергманом или Вертмуллер), делаются, как минимум, с одним прицелом на выход в англо-американский прокат, для таких опечаток не могут быть достаточным объяснением непредвиденные последствия или проблема экспортной печати (иногда они даже редактируются для нового рынка, как «Человек, который упал на Землю» Роуга). Факт остается фактом: современное буржуазное кино полностью поглощено передачей визуальной информации. То, что деструктивный характер типографских ошибок в подзаголовках не замечают и не исправляют, означает, что они не ощущаются.

Это связано с широким спектром социальных феноменов, таких как методика скорочтения, когда отдельные слова отступают и заменяются гештальт-пониманием содержания, или как техники, разработанные для печати графической рекламы и упаковки (включая издания потребительского рынка), когда производитель по ряду причин не намерен показывать потребителю определенную информацию (эти сведения могут считаться «незначительными», как, например, имя дизайнера куртки или, возможно, понижающими спрос, как список химических добавок на консервах). В этом смысле наиболее откровенным языком в «Размышлениях о языке» Ноама Хомского вполне может быть ISBN на задней обложке, напечатанный в другом направлении и более светлым тоном, чем остальной текст. Эти остаточные следы мнимо-невидимого языка знаменуют гораздо большие изменения, произошедшие за последние несколько столетий: подчинение письма (и через письмо – языка) социальной динамике капитализма. Слова не только оказываются привязанными к товарам, они сами становятся товарами и, как таковые, приобретают «мистический» и «таинственный характер», который Маркс определил как товарный фетиш: оторванные от какой-либо материальной связи со своими человеческими производителями, они начинают казаться независимыми объектами, действующими во вселенной подобных сущностей, вселенной априорной и внешней по отношению к деятельности воспринимающего Субъекта. Мир, неотвратимость которого принуждает к молчаливому согласию. Таким образом, капитализм с помощью самого языка транслирует отдельным носителям предпочтительную для него реальность. И тем самым он неизбежно вычеркивает исходную точку соприкосновения между людьми, ощутимое присутствие означающего, знака или звука, вместо означаемого.

Чтобы прояснить это вычеркивание, сначала мы должны обратить внимание на некоторые ключевые различия в употреблении языка в группах, которые еще не полностью включены в классовую систему современного мира. Отметим, например, что наличие «бессмысленных» слогов в этнической литературе очевидно. Ниже приводится перевод стихотворения о парилке племени Лис:

А ги я ни а ги ян ни и
А ги я ни а ги ян ни и
А ги я ни а ги ян ни и
А ги я ни аги я ни
Небо
А ги я ни и а ги я
А ги я ни и а ги я ни
ни
А ги я ни[290]