Читаем От «Черной горы» до «Языкового письма». Антология новейшей поэзии США полностью

Другая форма ответа – это принять коммодитизацию и продолжать писать романы, в которых язык практически невидим. В то время как Сол Беллоу (или Перл Бак, или Джон Стейнбек) воплощают попытку достичь этого в серьезной форме (роман как языковое искусство продолжает вспоминать свою предысторию в виде стихотворения как искусства, не сохраняя при этом практически ничего из языковых особенностей стихотворения), и в то время как другие романисты просто стилизовали свою податливость (Мейлер, Воннегут, Рот и др.), более типичными – и более знаменательными – являются те, кто доводит коммодитизацию до логического завершения в бестселлере массового рынка, такие как Леон Юрис, Питер Бенчли или Марио Пьюзо. Микки Спиллейн, который просто диктует свои романы, доводит до предела синдром-растворения-слова / сотворения-мира в письменной форме.

В такой же манере, как Стайн, Джойс или Хемингуэй, каждое крупное западное поэтическое движение пыталось выйти за границы репрессирующих элементов капиталистической реальности по направлению к единому языковому искусству. Как правило, они были изначально деформированы самими условиями существования в границах господствующей реальности. Сновидческие повествования сюрреализма, поскольку они были повествованиями, никогда не могли надеяться выйти за пределы фетиша сюжета, словно безнадежно застрявшие в ловушке «социалистического реализма». Вся проективная тенденция, от Паунда до Роберта Келли, пыталась заново открыть материальный порядок языка, но утверждала этот порядок не внутри языка, а внутри индивидов (индивидуализм – это кодификация сериализованного «человека»), оперирующего с метафорическим уравнением страницы, как с партитурой речи. Современные поэты, такие как Кларк Кулидж или Роберт Греньер, прямо атакуют референциальность, но только через отрицание конкретного контекста. В той мере, в которой отрицание определяется отрицаемой вещью. Они также действуют в границах еще более широкого фетиша.

Точно так же можно написать историю литературной критики, выявив ее истоки в стихотворении, рассмотрев ее овеществленную сериализацию и разрешение последующего кризиса с помощью внедрения государственных субсидий в университетскую структуру, – процесс бюрократизации, с помощью которого письмо превращается в Литературный канон. Такая история началась бы с определения функции литературного критицизма как разделения самосознания деятельности стихотворения и стихотворения как такового. Таким образом, была бы выявлена необходимость этого разделения в репрессивном элементе сериализации языка и его функционирования в капиталистическую эпоху. Была бы глубоко исследована роль бюрократизированной критики в капиталистическом обществе, создавшей «безопасную», «официальную» культуру посредством самоограничения объекта исследования небольшим количеством произведений, определенных как национальная литература. Была бы изучена иллюзия ясности критики, представленной в распространенной форме эссе. Могли бы быть выявлены ее сущностные противоречия, такие как невнятность, избыточность и непоследовательность, относящиеся к гипотактической форме, скорее невидимой, чем разрешенной. Наконец, были бы изучены противоположные тенденции в литературной критике, в частности, некоторые анархические работы по литературной теории, созданные поэтами (например, прозаический сборник, составленный Чарльзом Олсоном), и недавняя французская тенденция к литературной критике как признанному виду искусства (например, Ролан Барт или Жак Деррида).

Перейти на страницу:

Похожие книги