От чести и славы к подлости и позору февраля 1917 г.

Ошибочно думают современники, утратившие Бога, а с Ним и совесть, и обязанность выполнения завещаний, что они умнее предков, считая их отсталыми и дикими лишь потому, что предки не летали на зловредных аэропланах и не смотрели под дикий джаз бездарных и омерзительных фильмов и не трубили везде, как трубят сейчас наши эмигранты, взращивая среди иностранцев огромную развесистую клюкву, об отсталости и дикости наших предков. А отсталые и дикие наши предки построили самое лучшее, самое могучее государство – Россию, которую даже и Сталин не мог уничтожить, и передали нам богатейшее наследство и, предвидя вперед, передали нам и свой мудрый завет. А мы? Мы только сумели за восемь месяцев разрушить до основания и пропить на банкетах полученное наследство – Россию и посадить «отца народов». Некоторые же не прочь и сейчас, на демократических основах и съездах, пропить части России.

Так кто же оказался глупее, предки или мы? – Мы, мы оказались ослами.

И хорошо бы было, если бы наша молодежь, на плечи которой ляжет вся тяжесть восстановления России, задумалась над этим. Кто-то сказал, что всякая революция кончается со смертью ее создавших и ей сочувствующих. Молодежь скоро дождется этого счастливого времени.

И если в России еще что-нибудь может и будет иметь авторитет, то только царское имя.

В радостную и страшную минуту свержения большевиков кровь зальет русскую землю, каждый будет резать каждого, будут даже сводить чисто личные счеты, безумие и анархия охватит народ. Никаких уговоров, никаких «вождей» и белых и розовых самозваных диктаторов не послушает русский народ, и только манифест «Божией милостью Мы, Император и Самодержец Всероссийский повелеваем»… остановит людей, как еще помнящих, так и знающих прошлое, а тогда с опорой на них и с опорой на гг. офицеров, ставших на свой старый исторический путь, Императору будет легко водворить успокоение и порядок, и вывести Россию из того ужаса и позора, в который ее вверг демократический февраль.

Этот февраль выигранную Императором Николаем II войну превратил в безумие, позор и ужас, а главноуговаривающий Керенский, потеряв веру в свою «без аннексий и контрибуций, самую свободную в мире армию», бросил в наступление, в жестокий огонь противника остаток офицеров и бедных русских молодых женщин батальона Бочкаревой. Несчастные женщины, оглушенные никогда ими не слышанными разрывами тяжелых артиллерийских гранат и шрапнелей, покрывших небесный свод зловещими, зеленовато-черными облачками дыма, потеряв управление, сбились в кучу, остановились и гибли под жестоким, как всегда, ружейным, пулеметным и артиллерийским немецким огнем. И пусть смерть многих безвинных, несчастных женщин, своим подвигом плюнувшим в лицо не пошедшим в атаку солдат «самой свободной в мире армии» ляжет на совесть Керенского, социалистов и всех творивших революцию; а также гибель этих несчастных женщин пусть будет ответным плевком тем немногочисленным американцам, которые в газетах нас поздравили с февралем 1917 г. и желают той же февральской свободы, которая привела к гибели несчастных женщин и Россию. Не желая никакого зла всему американскому народу, я от всего сердца желаю этим лицам, подписавшим в газетах свое поздравление, чтобы Господь Бог привел их, не в Америке, а в какой-либо другой стране, уже обреченной коммунизму, лично на себе испытать наш «великий февраль 1917 г. и великую бескровную».

Начав похабным февралем, Керенский предоставил сифилитику Ленину закончить войну похабным миром.

Выигранная война была передовой знатью и «интеллигенцией» сдана в американские руки.

Немцы недаром тратили свои деньги на революцию.

Задумайтесь хоть теперь, русские люди, над той правдой, которую я здесь, как перед Богом, изложил.

Война 1914 года постыдно закончилась.

Глава IX. Зарождение Добровольческой армии

До издыхания будь верен

Государю и Отечеству.

Суворов

После вырванного генерал-адъютантами изменниками у Государя Императора Николая II отречения парализованный фронт болезненно переживал случившееся. На фронте затихли выстрелы. Мы ничего не понимали. Все еще было спокойно, и фронт стоял твердо. Немцы безмолвствовали.

Отмена дисциплины и передача всей власти в комитеты на фронте еще ничем не отразилась. С комитетами никто не был знаком и их еще не существовало.