От чести и славы к подлости и позору февраля 1917 г.

В день своего освобождения к ген. Васильеву зашел комендант лагеря, австрийский генерал, объявил о его освобождении и пригласил на обед. На обеде присутствовали чины штаба коменданта, за столом комендант сказал теплую речь генералу Васильеву. Генерал Васильев ответил в свою очередь речью, в которой и упомянул о смелом и геройском побеге из плена ген. Корнилова. Когда ген. Васильев говорил о побеге ген. Корнилова (все переводил нач. шт. полк. Подгурский), то заметил, что комендант все время саркастически улыбался, это так смутило ген. Васильева, что он, скомкав свою речь, сел и потом обратился к коменданту с вопросом, чем были вызваны его улыбки. Комендант ответил, что теперь он может рассказать правду и сказал, что с начала плена ген. Корнилова сюда в лагерь, которого он был комендантом, неоднократно приезжали от командования разные чины и имели с ген. Корниловым разговоры, и когда убедились, что ген. Корнилов согласен работать на революцию, то он, комендант, получил приказ переправить скрытно ген. Корнилова на русскую сторону. «Мы, сказал комендант, ген. Корнилова переодели и два моих офицера довезли его на автомобиле до наших окопов, перевезли его через нашу последнюю линию и, указав ему точно расположение русских, с ним распрощались».

Ген. Васильев мне сказал, что о всем этом он написал подробный доклад, который и передал Вам, как председателю общества памяти Императора Николая II, доклад вы приняли, но сказали, что сейчас еще не время предавать его гласности.

Эго ген. Васильев уже в больнице, умирая, мне подтвердил еще раз.

И вот, зная вас, зная ваше высокое благородство и незапятнанную офицерскую честь, прошу ваше высокопревосходительство сообщить мне, вывезен ли из Белграда с прочим архивом доклад ген. Васильева и помните ли вы его содержание.

Примите уверения в совершенном моем уважении и таковой же преданности. Готовый к услугам

И. Кириенко.

ОТВЕТ ГЕНЕРАЛА ОТ ИНФАНТЕРИИ В. Е. ФЛУГА

21 января 1952 г.

Глубокоуважаемый Иван Касьянович,

Из за старческой немощи принужден быть кратким. В бытность в Белграде в моих руках было однажды письмо покойного ген. Васильева точно того содержания, как Вы пишете. Было ли оно адресовано мне или кому-нибудь другому, не помню. Не помню также, как я на него реагировал. Возможно и даже вероятно, что правление общества памяти Императора Николая II было ознакомлено мною с его содержанием и что им было постановлено хранить это письмо в архиве правления. Архив, находившийся в музее о-ва, вывезен из Белграда не был, и дальнейшая его судьба мне неизвестна.

Ваш В. Флуг.

* * *

В дополнение к этому считаю необходимым указать еще два случая:

1. В самом начале революции переломный момент произошел в Петрограде, когда генерал Хабалов отдал распоряжение запасному Гвардейскому Волынскому полку выслать часть в помощь полиции для прекращения беспорядков. Командир батальона капитан Лашкевич выстроил свою часть и, желая ее вывести, был убит унтер-офицером Кирпичниковым. В марте 1917 г. главнокомандующим войсками Петроградского округа был назначен временным правительством генерал Корнилов, который и наградил убийцу своего командира унтер-офицера Кирпичникова, вопреки статута, георгиевским крестом и произвел его в подпрапорщики. Приказ о награждении был напечатан в «Новом Времени» и других газетах, только слова за убийство своего командира были заменены словами: «за гражданский подвиг»… Этим великолепно обрисовывается облик Корнилова.

2. Во время 1-го Кубанского похода мы уже шли по Кубанской области, в станице Кореновской была дневка, и ген. Корнилов назначил казачий сход. Я, подполковник Святополк-Мирский со своим братом и еще несколько добровольцев, пожертвовавших своим отдыхом, пошли послушать генерала Корнилова, призывавшего казаков идти в Добровольческую армию. Свой короткий призыв генерал Корнилов закончил хвастливо брошенной страшной фразой, которую мы запомнили на всю жизнь. Вот что сказал Корнилов: «Я имел счастье арестовать Царскую Семью и Царицу изменницу». И добавил, что он очень занят и вместо него будет говорить его ближайший (?) помощник матрос Баткин.

Результат – казаки к нам не пошли. Возмущенные до глубины души я, Святополк-Мирский, его брат и еще несколько добровольцев не остались слушать Баткина и ушли.

* * *

Сопоставляя все вышеизложенное, должно сделать вывод такой же, как делает г-н И. Якобий, но с добавлением, что не только в храме-памятнике, но ни в какой уважающей себя Православной Соборной и Апостольской Церкви не может быть места доске в память Корнилова. О нем можно молиться о прощении ему его великих грехов перед Богом, Царем и Россией.

Памятная доска, с перечислением имен и деяний: Мазепы, убийц императора Павла І, декабристов, генерал-адъютантов изменников, убийц Императора Николая II и Его Семьи, Скоблина, Плевицкой и, конечно, Корнилова, может быть поставлена, и даже хорошо бы было, на площади или в помещении любой организации, выразившей на это свое желание, в назидание потомству.