От чести и славы к подлости и позору февраля 1917 г.

Вы знаете (я вам сие рассказывал лично), что мне привелось, как величайшее счастье, видеть Императрицу Александру Феодоровну уже в Царском Селе.

Этого никто не знает, мое же положение не позволяет мне об этом нигде говорить, и когда-нибудь узнают по моим мемуарам, которые выйдут после моей смерти.

Так вот я, как сейчас, помню слова Ее Величества, обращенные ко мне. «Я поняла и понимаю, барон, сказала Она, ненависть к Нам Гучкова, Керенского и других, но за что Нас так ненавидят такие люди, как генерал Корнилов, которого так обласкал Ники? Вы знаете, барон, Меня давно, и знаете, что Я себя умею держать в руках, но в тот час, когда генерал Корнилов с красным бантом рядом с пожалованным ему Ники орденом св. Георгия, вошел ко Мне и сказал Мне: «Гражданка Александра Феодоровна Романова, встаньте и выслушайте повеление Временного правительства» – у Меня потемнело в глазах».

И тут на глазах Императрицы появились слезы.

Г. Маннергейм».

Но у нас имеется еще одно решающее свидетельство.

Комитет находится под высоким покровительством Ее Императорского Высочества Великой Княгини Ксении Александровны. И, дабы склонить к согласию высоких иерархов православной церкви за рубежом, сторонники постановки доски прислали Ее Императорскому Высочеству заявление, в котором Она якобы выразила свое согласие на эту меру. Это же заявление фигурирует в письме полковника Бояринцева, появившемся в ном. 289 «Часового», от 15 сентября 1949 года.

И иерархи, и полковник Бояринцев и все лица, поверившие этому заявлению, были введены в заблуждение грубым обманом. Ее Императорское Высочество никогда согласия своего на это кощунственное дело не давала. При приеме Великой Княгиней Высокопреосвященнейшего митрополита Анастасия 1 июня 1950 г. Ее Императорское Высочество изволила высказать митрополиту свое крайнее возмущение и огорчение таким злоупотреблением Ее именем, а также в связи с этим, намерение свое отказаться от звания покровительницы комитета. И только уступая просьбе митрополита, Ее Императорское Высочество согласилась временно не приводить это намерение в исполнение.

Эти же чувства возмущения в отношении лиц, ложно приписавших Ей выражение согласия, Великая Княгиня повторила 2 июня, на другой день после приема Высокопреосвященнейшего митрополита Анастасия, и протоиерею отцу Иоанну Григору Клочко. Подтверждение того же получил и Николай Михайлович Котляревский, удостоившийся 22 июля 1951 года милостивого приема Ее Императорским Высочеством.

Итак, мы имеем непосредственно высказанные по этому вопросу мнения родной сестры Императора Николая II, августейшей покровительницы комитета Ее Императорского Высочества Великой Княгини Ксении Александровны, августейшей почетной председательницы комитета, Ее Императорского Высочества Великой Княгини Елены Владимировны и сообщенное фельдмаршалом бароном Маннергеймом мнение Ее Величества Государыни Императрицы Александры Феодоровны.

Но комитет, под влиянием темных сил, упорно не желает считаться ни с мнением ближайших к замученному Государю родственников, ни с протестами верных русских людей.

Имя генерала Корнилова может быть увековечено его сторонниками и почитателями разными способами: постановкой ли памятника, сооружением ли доски в любой русской церкви, против чего едва ли могут быть возражения.

Но в храме, посвященном памяти Царя-Мученика, для имени Его врага и тюремщика места нет.

Это знают и чувствуют все русские люди, которым дорога священная память нашего Царя, и они верят, что высшая русская церковная власть за рубежом, Архиерейский Синод, не допустит этого кощунства.

17/30 сентября 1951 г. И. Якобий.

МОЕ ПИСЬМО ГЕНЕРАЛУ ОТ ИНФАНТЕРИИ В. Е. ФЛУГУ

12/1 1952 г.

Ваше Высокопревосходительство

Глубокоуважаемый Василий Егорович,

Простите, что беспокою вас одной просьбой, вернее одним вопросом: в бытность в Белграде мне рассказывал генерал-лейтенант Михаил Александрович Васильев (умерший в 1942 г.), как он, уже после революции, возвращаясь с фронта в Киев с украинизировавшейся дивизией, которой командовал, был арестован «галицийскими украинцами» и со своим нач. шт. полковником ген. шт. Подгурским был сдан австрийским властям и заключен в военный концентрационный лагерь, название которого я не могу вспомнить (это тот лагерь, где содержался генерал Корнилов) и пробыл там 1½ или два месяца, а потом по требованию из Киева был освобожден, как задержанный по недоразумению.