Итак, по свидетельству самих корниловцев, ген. Корнилов никакого знамени борьбы против революции не подымал и Керенского изменником не называл. Пора, казалось бы, покончить с этими бесконечными невежественными легендами.
Чтобы добиться согласия высокого иерарха православной церкви за рубежом на постановку доски, комитет уверил его, что корниловцы согласились (!) в первой части своей надписи на доске выразить свое благоговейное чувство к памяти Царя-Мученика и Его Августейшей Семьи, как бы выражая тем сожаление и раскаяние по поводу оскорбительного для Царской Семьи поступка их шефа.
До сего времени корниловцы ни сожаления, ни раскаяния за ген. Корнилова не выражали, и о них нет следа в письме полк. Бояринцева. Но, во всяком случае, как могут корниловцы и комитет самовольно приписывать ген. Корнилову чувства, которые резко противоречат всем его действиям? К чему эта ложь и лицемерие?
Корнилов остался верен революции: он умер, имея на груди слова: «Мы былого не жалеем, царь нам не кумир». Этим он ясно проявил свои чувства и выразил свою волю. По какому праву корниловцы пытаются теперь насиловать эту волю и протаскивать его имя в храм, посвященный памяти Царя, которого он не любил и против которого он восстал?
Неужели корниловцы не понимают, какое оскорбление они этим наносят всем русским людям, свято чтущим память Царя?
Как бы они отнеслись к проекту чествования, вместе с памятью ген. Миллера, также и имени предавшего его ген. Скоблина? А ведь Скоблин был также герой Белого Движения и даже командиром Корниловского полка?
Но корниловцы, быть может, и не понимают, что это упорное желание прославить их шефа под сенью царского имени есть стремление темных сил реабилитировать февральскую революцию и ее деятелей; сегодня Корнилов, а завтра другие.
Среди протестов, поступающих со всех сторон есть и такие, в которых выражается требование доску с именем ген. Корнилова снять, если она будет поставлена. Каково же может быть, при таких условиях, настроение молящихся и какое черное дело совершает теперь комитет, сея своим кощунственным решением вражду и распри среди русских людей.
Полк. Бояринцев в своем письме ссылается на мнение Великой Княгини Ксении Александровны, якобы согласившейся на постановку доски. Ни на какой документ, ни на какое свидетельство, подтверждающее заявление Ее Императорского Высочества, полк. Бояринцев не ссылается. Самый текст заявления приводился до сих пор в разных версиях, причем ни в одной из них подлинных слов Великой Княгини не цитируется. Но даже в своем изложении полк. Бояринцев замалчивает ту часть заявления, приписываемого Ее Императорскому Высочеству, где она говорит, что сердце Государя было исполнено всепрощением ко всем, кто причинил Ему какую-либо обиду в этой жизни.
Если Великая Княгиня Ксения Александровна и решила, действительно, простить вину ген. Корнилова, то это, прежде всего значит, что она эту вину признает; но преклоняясь перед ее христианскими побуждениями, мы, рядовые русские люди, не можем взять на себя смелости ни «прощать» преступлений против Царя, ни гадать о том, как отнесся бы Государь к постановке доски ген. Корнилову. Полк. Бояринцев в своем письме приписывает только мне суждения о ген. Корнилове и протесты против постановки доски с его именем. Это совершенно неверно, и если комитет и скрывает протесты, которые к нему поступают, то мы можем утверждать, что такие обращения очень многочисленны и приходят из разных мест русского рассеяния. Не имея возможности перечислить их всех, я приведу краткие выдержки из некоторых обращений, которые до меня дошли:
«Глубоко возмущена решением комитета соорудить доску с именем ген. Корнилова в храме-памятнике – разумеется, такой доске не может быть там место…»
«Строительный комитет храма-памятника соглашается установить памятные доски в храме с именами генералов-героев русской революции, прославившими себя подвигами предательства Мученика Императора, оскорбительным поведением с Государыней и даже награждением солдата георгиевским крестом за гражданские подвиги, выразившиеся в убийстве своего офицера и поднявшего первым знамя восстания против государственного порядка.
В мою бытность в Брюсселе этот вопрос подымался в заседании комитета и был, раз навсегда, разрешен в отрицательном смысле, и меня, как состоящего еще в числе членов комитета, удивляет, почему этот вопрос вновь поднят и даже баллотировался в заседании комитета».
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное