Читаем От Данте к Альберти полностью

Главным содержанием своей жизни гуманисты считали изучение античных трудов и сочинение собственных трактатов. Петрарка написал Боккаччо: «Постоянный усердный труд питает мою душу. Если я начну меньше трудиться и искать отдыха, я сразу же перестану жить…», ибо «жизнь, лишенная деятельности, не является жизнью, а пустым и бесполезным прозябаниях»{132}. Несколько позднее Верджерио сообщает из Феррары во время эпидемии чумы: «Я… ревностно предаюсь своим занятиям. чтобы, если наступит смерть, которую каждый должен считать близкой в это гибельное время, не оказалось бы, что я прожил праздную и бесполезную жизнь»{133}. Однако, поскольку материальное положение гуманистов было разным, часть их вынуждена была зарабатывать себе на жизнь другими способами (если они не получали субсидий от мецената), отдавая гуманистическим занятиям лишь досуг. Иногда им удавалось внести гуманистическое содержание и в профессиональную деятельность: Салюта-ти и его преемники, являясь должностными лицами Флорентийской республики, сумели видоизменить свои прямые обязанности, превратив классическую латынь в язык государственных бумаг, развивая гуманистические идеи в дипломатической переписке. Учителя-гуманисты воспитывали в новом духе детей, а некоторые профессора читали лекции, не имеющие ничего общего с традиционным преподаванием.

Этим людям свойственно острое сознание собственной принадлежности к ренессансной культуре. Мерилом значимости человека они считают талант и образование. О своих знаменитых современниках Веспасиано да Бистиччи неизменно отзывается так: Аргиропуло — «грек и ученейший муж», Донато Аччаюоли — «знаток греческого и латыни, превосходно овладевший той и другой философией», и т. п.{134} Бруни в «Диалоге к Петру Павлу Гистрию» называет Салютати «человеком, несомненно, самым выдающимся в наше время и мудростью, и красноречием, и нравственностью», Марсильи — «обладающим острым умом и редкостным красноречием»{135}. Именно себя и своих друзей, поскольку они посвятили гуманистическим занятиям всю жизнь, они считают лучшими представителями человеческого рода. «Я один из тех, которые, красноречиво прославляя славные дела людей, делают бессмертными тех, кто по природе смертен», — гордо заявляет в одном из писем гуманист Франческо Филельфо{136}. Друг друга они называют в посланиях «божественными», «мудрейшими», наделяют именами античных героев. Подобная гиперболизация типична для них. Разумеется, это просто излюбленный риторический прием, но само наличие такого стиля, характер высокопарных обращений свидетельствует об их представлении о себе, о жизненном предназначении, возможностях важной функции, которую они выполняют в обществе.

Они чувствуют потребность в постоянном общении: регулярно встречаются и придают этим встречам большое значение. В первой половине XV в. во множестве городов появляются гуманистические кружки. Во Флоренции, Неаполе, Риме они получают позднее четкое оформление (имеют правила приема, уставы) и, по античному образцу, название академий. Таким образом, очагами нового знания становятся кружки гуманистов, а университеты, являвшиеся наряду с монастырями центрами схоластической учености, утрачивают значение.

Гуманисты, живущие в разных городах, часто обменивались письмами. Эти письма, тщательно продуманные и полные изысканных риторических оборотов, содержали мало сведений личного характера: в основном гуманисты рассуждали о вопросах этических, эстетических и т. п. Их письма, начиная с посланий Петрарки, были рассчитаны не столько на адресата, сколько на широкий круг современников и даже на потомков. Поэтому авторы тщательно редактировали их и нередко переписывали во многих экземплярах. Впрочем, письма не всегда были дружественными. Гуманисты нередко враждовали между собой и направляли противникам инвективы — обличительные послания, в которых столь же эмоционально — вполне в духе своего времени — осыпали друг друга яростными оскорблениями, так же не зная в этом меры, как и во взаимных восхвалениях. Леонардо Бруни написал инвективу против Никколо Никколи, с которым его ранее связывала длительная дружба. Поджо Браччолини на протяжении многих лет составлял безжалостные инвективы против Лоренцо Валлы и некоторых других гуманистов. Инвектива стала особым жанром, также характерным для той эпохи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых памятников архитектуры
100 знаменитых памятников архитектуры

У каждого выдающегося памятника архитектуры своя судьба, неотделимая от судеб всего человечества.Речь идет не столько о стилях и течениях, сколько об эпохах, диктовавших тот или иной способ мышления. Египетские пирамиды, древнегреческие святилища, византийские храмы, рыцарские замки, соборы Новгорода, Киева, Москвы, Милана, Флоренции, дворцы Пекина, Версаля, Гранады, Парижа… Все это – наследие разума и таланта целых поколений зодчих, стремившихся выразить в камне наивысшую красоту.В этом смысле архитектура является отражением творчества целых народов и той степени их развития, которое именуется цивилизацией. Начиная с древнейших времен люди стремились создать на обитаемой ими территории такие сооружения, которые отвечали бы своему высшему назначению, будь то крепость, замок или храм.В эту книгу вошли рассказы о ста знаменитых памятниках архитектуры – от глубокой древности до наших дней. Разумеется, таких памятников намного больше, и все же, надо полагать, в этом издании описываются наиболее значительные из них.

Елена Константиновна Васильева , Юрий Сергеевич Пернатьев

История / Образование и наука
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза