От Данте к Альберти

Еще при жизни Беатриче Данте посетило видение ее смерти, которую он воспринимает как космическую катастрофу, заимствовав образы помрачения солнца и землетрясения из Апокалипсиса:

Мерцало солнце, мнилось, все слабей,

И звезды плакали у небосклона,

Взойдя из ночи лона.

И птиц летящих поражала смерть,

И задрожала твердь^{139}.

Когда же Беатриче действительно умерла, Флоренция стала «градом скорбей», и «всех людей пленила скорбь моя, печали их — увы! — неутолимы»^{140}.

Гиперболизм образов «Новой жизни» — дань поэтической традиции. Но в то же время это произведение — по сути своей первое повествование о духовном мире человека, о глубоком смятении, смене надежды печалью, радости — скорбью. Само действие — описание конкретных событий — оттесняется на задний план изображением переживаний поэта. «На фоне неясно очерченного внешнего мира вырисовывается мир внутренний. Вместо достоверности пейзажа, обстановки, внешности — достоверность переживаний во всем их разнообразном проявлении. Идеализация сочетается с реальностью изображения, но реальностью не бытовой, а психологической»^{141}. Главная проблема «Новой жизни» — «решение основных вопросов бытия — любви и смерти, отношение к ним человека, их воздействие на него и его приобщение через них к человечеству и миру»^{142}. Решение еще в значительной мере средневековое… И все же процесс индивидуализации чувства начался.

Предвосхищением гуманистического возвеличения человека является уверенность в своих силах, которая звучит в торжественном заверении Данте в конце повести: в будущем он надеется «сказать о ней (Беатриче. М. А.) то, что никогда еще не было сказано ни об одной женщине»^{143}, — обещание, которое он выполнил в «Божественной комедии».

В середине 90-х годов Данте стал принимать участие в политической жизни Флоренции. Являясь гвельфом, он выступал против магнатов и притязаний папы Бонифация VIII, стремившегося поставить Флоренцию в зависимость от себя. В 1300 г. он был избран в приорат (правительство). Именно с этого времени раскол в партии гвельфов на черных (в своем большинстве — магнатов) и белых (в основном — пополанская группировка) привел к кровавой распре между ними. Борьба завершилась изгнанием белых в 1302 г. из Флоренции. Данте, принявшего сторону белых гвельфов, переворот застал за пределами Флоренции. Он был приговорен по ложному обвинению сначала к двухлетнему изгнанию с конфискацией имущества, а затем, поскольку он не вернулся для судебного расследования (что отдало бы его в руки врагов), — к казни. Пусть его «жгут огнем, пока не умрет», гласил приговор. Так начались годы изгнания, когда Данте в полной мере познал,

…как горестен устам

Чужой ломоть, как трудно на чужбине

Сходить и восходить по ступеням.

(Рай, XVII, 58–60)

Данте скитался по Италии, вынужденный искать приюта у того или иного синьора — правителей Вероны, Лукки и других городов. Поразителен отрывок из трактата «Пир», в котором Данте, прерывая абстрактные философские рассуждения, неожиданно пишет: «После того как гражданам Флоренции, прекраснейшей и славнейшей дочери Рима, угодно было извергнуть меня из своего сладостного лона, где я был рожден и вскормлен вплоть до вершины моего жизненного пути… — я как чужестранец, почти что нищий, исходил все пределы, куда только проникает родная речь… Поистине, я был ладьей без руля и без ветрил; сухой ветер, вздымаемый горькой нуждой, заносил ее в разные гавани, устья и прибрежные края…»^{144}.

Вскоре после изгнания Данте отошел от белых гвельфов, в среде которых начались бесконечные свары и предпринимались различные авантюры. «Безумство, злость, неблагодарность их ты сам познаешь», — пишет о них Данте (Рай, XVII, 64–65). Он остро осознает гибельность гражданских распрей, обагряющих кровью городские улицы и поля Италии.

Италия, раба, скорбей очаг,

В великой буре судно без кормила,

Не госпожа народов, а кабак!..

…………………………………………

А у тебя не могут без войны

Твои живые, и они грызутся,

Одной стеной и рвом окружены.

Тебе, несчастной, стоит оглянуться

На берега твои и города:

Где мирные обители найдутся?

(Чистилище, VI, 76–78, 82–87)

В «Божественной комедии» имеется такой эпизод: Данте встречает в аду обжору Чакко, который говорит ему о Флоренции:.

…Твой город, зависти ужасной

Столь полный, что уже трещит квашня.

(Ад, VI, 49–50)

Данте спрашивает его с горечью: